Истории

Молоко с привкусом
Услышав раскатистый автомобильный гудок, баба Наля схватила заранее приготовленное лукошко с яйцами и банку с молоком и поспешила на площадь к часовенке. Деревня Курьменьево, где жила баба Наля, была маленькая, домов на пятнадцать и магазина в ней не было. Если что-то срочно понадобиться, надо идти в соседний поселок, в сельмаг, а это порядка пяти килОметров в одну сторону. Зато в Курьменьево два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, к часовенке подъезжал грузовик с продуктами и толстая деваха Танька торговала самым необходимым прямо из кузова. Макароны, рис, сладости, сосиски, мясо, водка и многое другое – все можно было купить здесь.
У бабы Нали денег не было. Вернее были, но лежали, надежно припрятанные, в избе за иконкой, «на похороны». Зато была договоренность с водителем грузовика-кормильца Колькой. Баба Наля меняла яйца и козье молоко на другие продукты. Бартер. Вот и сегодня она поспешила на площадь, где уже собирался народ. Дни приезда передвижного магазина селяне любили еще и за массовые встречи на площади, когда можно, как говорится, людей посмотреть, себя показать, да и просто праздно почесать языками.
- Здравствуй Коленька, - подошла баба Наля к немолодому мужчине, смолящему беломорину возле кабины грузовика
- Здорова, мать, - поздоровался Николай, - Ну что у нас сегодня? Опять молоко твое странное?
Баба Наля пожала плечами. Действительно, молоко, которое давала ее коза, было со странным привкусом, но не испорченное, нет. Многим даже нравилось.
- Ладно, - смилостивился Колька, - Чего тебе?
Баба Наля отдала яйца и молоко, а себе взяла пакетик риса, крупу для кур и сладкие пастилки. Ох и любила она их.
Еще издалека баба Наля заметила мужскую фигуру, стоящую около калитки ее забора. «Кто же это может быть?» - подумала старушка и припустила ходу.
- Бабуля! – кинулся к ней молодой человек, выхватил сумку и поцеловал в морщинистую щеку.
- Пашка? – опешила баба Наля. – Вот это ты вырос!
Пашка был внучатым племянником бабы Нали, сыном ее племянницы Верки. Верка была смолоду взбалмошной девицей, образования не получила, моталась от одного мужика к другому. Оторви да брось, говорят про таких. Даже родившийся не пойми от кого сын Пашка, не остудил пыл непутевой девки, и был брошен на воспитание родственникам. Как ни странно, но Пашка вырос на удивление смышленым и серьезным юношей и теперь учился в самой Москве в Тимирязевской академии на втором курсе.
- Ну как ты? Как учишься? Как мать? На долго ли приехал? – засыпала баба Наля Пашку вопросами.
Пашка рассказывал, спокойно, с расстановкой, а старушка подливала ему в чашку чая и подвигала блюдечко с вареньем и вазочку с пастилками.
- Да что же ты у нас делать будешь? – всплеснула руками баба Наля, - У нас ни молодежи, ни кино, танцы вон только в поселке, но это идти-то сколько!
- Ничего, бабуль, - басил Пашка – я книжку почитаю, на рыбалку схожу, от шума отдохну. Воздух то у вас какой, а!
Баба Наля даже прослезилась. Ну это же надо, какой серьезный юноша! И в кого такой?
Действительно, Пашка явно себя обделенным не чувствовал. В первый же день он посидел на берегу прудика с удочкой, сходил по грибы в перелесок, ничего не нашел, но вернулся довольный, поправил в огороде покосившийся столб и починил колодезного журавля.
Ужинали бабушка с внуком (а баба Наля считала Пашку внуком, своих то внучат бог не дал) жареной картошкой и курицей, которую баба Наля забила на радостях по приезду Пашки. - Молочка? – предложила старушка.
Пашка отпил из пузатого стакана и поморщился
-Что это бабуль, за молоко у тебя? С привкусом каким-то не понятным.
- Да не бойся, внучек – ворковала старушка – Оно хорошее, всегда Зорька моя такое давала, даже когда молодая была.
- А можно на козочку взяглянуть? – поинтересовался Пашка
- Да куда уже? Темно там. Завтра, завтра. – замахала на него руками бабушка.
Пашка улыбнулся, кивнул. Завтра так завтра.
На утро Пашка первым делом пошел в сарай, где обитали куры и коза. Когда-то у бабы Нали было большое хозяйство: много птицы, свиньи, кролики, была даже корова. Теперь же остались только десятка два кур и старая, но еще дойная, коза. Да и тяжело старой вдове с большим количеством зверья, себя бы прокормить, да и ладно.
- Ме-е-е, - сказала коза, увидив Пашку – Ме-е.
Пашка погладил козу между рогов, отчего та чихнула.
-Будь здорова, - пробормотал парень и наступил ногой в говно.
«Вот засранка!» подумал Пашка и тут обратил внимание, кто говно какое-то странное. Не горошком, как подобает порядочной козе, а какими-то сопливыми сгустками, вроде птичьего, только намного больше.
- Это что еще за хрень? – недоуменно прошептал Пашка, нагнулся, растер склизкое говно пальцами.
- Бабуля! – Пашка ворвался в избу – Бабуля!
- Что такое? – выскочила в сени старушка, вытира руки о подол фарука
- Посмотри! – Пашка сунул ей под нос перемазанную в говне руку – Что, твоя коза всегда так срет?
- Да бог ее знает, внучек, что ж я, старая, какахи ее рассматривать буду?
- Бабуля, ты не понимаешь! – глаза у Пашки горели – Я заглянул ей под хвост. Она же… Она же однопроходная! Это же сенсация! Ты понимаешь? Однопроходная.
- Да плохая она!– крикнула баба Наля уже из избы – Сарая, скотина, да и молоко странное, с привкусом.
Пашка словно обезумел. Он вытряхивал из своей дорожной сумки книги, учебники, судорожно листал их, отбрасывал, хватался за телефон, начинал кому-то звонить, снова хватался за книги и снова за телефон. Баба Наля беспокоилась, спрашивала, что случилось, но Пашка словно ее не слышал.
- Все, бабуля, я тебя озолочу! – наконец заявил Пашка, обнимая бабушку. – Завтра с утра еду в город, привезу пару профессоров. Эх, заживем! Дом тебе новый выстроим. Хочешь, а?
С утра Пашка уехал, а баба Наля задумалась. Пашка – юноша серьезный, слов на ветер не бросает. Сказал озолотит, значит озолотит, хотя старушка так и не поняла, что он такого придумал Да. еще и профессоров каких-то собрался привезти. А они люди серьезные и значимые, это все что знала баба Наля о профессорах. Надо же их встретить, как подобает, стол накрыть, хлеб-соль.
Баба Наля метнулась к погребу, но там оказалось только десяток яиц да пара банок тушеной капусты. Все таки, за эти два с половиной дня старушка кормила внука самым вкусным, что у нее было.
По деревне раскатистым гулом прокатился автомобильный гудок. Да сегодня же четверг, спохватилась баба Наля, продукты привезли! Но на хороший стол десятком яичек не отделаешься, да и пару куриц обменять маловато будет. Коза! Все равно старая, да и молоко с привкусом, была не была!
- Колечка, гости у меня сегодня, уваж бабушку, набери чего повкуснее! – крикнула баба Наля водителю грузовика. – Козу отдаю.
- А не жалко, баб Наль? – опешил Николай
- Да по что она мне теперь? Разбогатею скоро, сто коз куплю!


К вопросу об острой нехватке активных гомосексуалистов на государственной службе
История имела место в командировке. Не спрашивай, куда ездил, ответа не будет: замечательно добрые люди, с которыми я там общался, вовсе не заслуживают худой славы. Да и произойти подобный разговор мог, полагаю, в любой точке нашей Необъятной. И не только нашей.
Но сначала – немного об антураже, пейзаже и расстановке фигур.
От меня ждали хорошую, позитивную статью о регионе и его руководстве. Как они тут с кризисом успешно борются, как за простой рабочий люд душой болеют, и прррррр… А руководству, естественно, требовалось, чтобы корреспондент хорошо отдохнул в его регионе, уехал довольным. Обычный сюжет, да и программа этого «хорошо-довольно» практически везде унифицирована: достопримечательности показать, вкусно накормить, крепко напоить, сауна, девки. Обычно же, под сопровождение гостей выделяется т.н. рабочая группа – автомобиль и группа ответственных от администрации.
Но если первые четыре пункта программы я одобряю, то пятый – нет. И не только потому, что женат и обожаю свою жену. Еще будучи холостым, я велся на такие замуты, но и тогда не понял прелести общения с покупными девками. Этот секс представляется мне актом, в принципе лишенным какой-либо сексуальности. Баба делает тяжелую нелюбимую работу, мысленно клянет и поторапливает клиента, и практически не дает себе труда скрывать эти свои мысли… пожалуй, даже дрочка vulgaris как-то увлекательнее, что ли, и больше оставляет простора для фантазии… Имхо, конечно.
И ладно еще, если едешь с пресс-пулом: групповуха тем и хороша, что можно где-то сачкануть. Одинокий же мужик, отказывающийся от халявной шлюхи, нередко вызывает вполне булгаковские сомнения. Если не хуже.
В этот же раз я – как раз таки один, а везут меня, и именно в сауну – трое сопровождающих. Потому ли, что москвич, что само по себе скверно; и потому, что я развлекаюсь, а они работают; еще и потому, что похабность такого развлечения очевидна для всех присутствующих; наконец, потому, что вечер уже, поздно, и всех дома ждут дела, семьи-дети, а вместо детей приходится ублажать этот (не пойми за какие грехи на их головы свалившийся) кусок пафосного говна (меня) – все трое испытывают к гостю чувства, далекие от теплых. Однако же, держатся – каждый по-своему.
Представительница администрации области – милейшая дама поздне-бальзаковских лет. Интеллигентна, хорошо начитана, очень хорошо одета. По всему видно – жалование получает солидное, и местом своим дорожит. Потому – толерантна на все сто, шутит и смеется, ни одной фальшивой ноты. Глаза ее немножко выдают. Но куда ж деваться, глаза – зеркало души, а в душе ее – копоть от собственного соучастия в грязном деле. За деньги.
Замруководителя службы по связям с общественностью – мужчина помоложе и попроще. Честно движется из грязи в князи, да вот незадача – притомился в дороге. Ну и харчи его – средненькие. У него – проскальзывает раздражение (да когда ж ты нажрешься наконец, и уже съебнешь отселя?!). Впрочем, негатив компенсируется сугубо мужской солидарностью и светлой мыслью о том, что когда-нибудь и ему по штату будут полагаться бесплатные бабы (он-то, как раз, ничего худого в шлюхах не видит, даже наоборот, и глазки масляные). А поскольку я – очередная ступенька к лучезарному тому дню, со мной замрук по связям ворчливо-дружелюбен, без заискивания.
Наконец, шофер. Из тех еще, рабоче-крестьянских, типовой коммунист б/у, пожилой. Оклад – сами понимаете, да и машина не та: налево не сгоняешь. Поэтому ненавидит заезжего барина всей кровью пролетарского своего сердца, до стенокардии и скрежета зубовного. Смотрит волком, дай ему волю – размазал бы гниду (меня). Но – молчит, сдерживается до поры. Безработица в регионе – каждый пятый, а баранку крутить и дурак умеет.
Мы едем. Едем, едем в далекие края (роскошный пансионат на территории областного заказника, гостям покруче меня тут и мишку бурого под выстрел выгонят, ничего особенного). Хорошие соседи, толерантные друзья… Вот и огонечки замелькали справа, чуть в глубине, за деревцами. Мотель?
- Ага, - оживляется по связям с общественностью. – Ща заскочим в одно местечко тут. Банщицу захватим. Хорошую (облизнулся малька, не сдержался). Чтоб уж попарила, так попарила…
Ну вот. А я уж думал было, что одной сауной дело и ограничится. Жаль. Так хорошо ехали, со вкусным ветерком, пейзажи опять же красивые… А сейчас в салон втиснется «банщица», от окошка меня ототрет, прижмется горячим трудовым бедром, и огромной (уж это непременно, это – повсеместно, здоровое вымя – эталон, хуй знает с какого гвоздя) грудью… Всем в машине сделается очень неловко. Все будут чувствовать себя полными мудаками, и главным мудаком буду, несомненно, я… Нахуй, нахуй.
- Это совершенно лишнее, - говорю негромко. – Едем прямо, куда ехали.
- Чо…, - спотыкается по связям, - …это ты вдруг, товарищ корреспондент?
Поворачивается ко мне. В полусумраке дорогого автомобиля лицо его – недоумевающее чуть, но тут же и готовое расплыться в улыбке в ответ на хорошую шутку. А вот и некоторое озарение нисходит на него…
- Да ты не подумай чего…
Я молчу. Теперь и представительница оборачивается ко мне с переднего сиденья. А я молчу. Что мне им – что жену люблю, а от шлюх меня тошнит? Что я и так все хорошо напишу, потому как мне уже уплочено? Ты ври, да не завирайся, товарищ дорогой, знаем мы вас ублюдков, журналистов из Москвы. Еще ни один не отказывался, чего там, и жены ваши – такие же, шлюхи, разве только побогаче нашенских. А скажи ты лучше честно – не понравилось тебе у нас, не угодили, а вернее всего – сунул тебе на лапу кто-то еще, и теперь ты думаешь про нас гадости всякие писать, промахи наши подсчитываешь да матерьялец, сука, собираешь…
Не поверят ни в жисть! Еще всю ночь потом перезваниваться будут, гадать: как бы им эту суку подмазать, какой, может, подарок ценный гаду впихнуть, чтоб не слишком дорогой гостюшка хозяевам на голову нагадил…
Стена между нами – железобетонная. И вроде б никто специально ту стену не строил, и никто в ней не виноват, а если разобраться – все мы виноваты, и я не меньше других. Уклад тысячелетний, всеобщий, подлый, сучий…
Не обойти стену. Остается – напролом, с шутками да, блять, прибаутками.
- Видите ли, я – гей… - говорю еще тише.
- Вы… хто?
- Гей, - погромче, отчетливо. – Гомосексуалист. Пассивный гомосексуалист. Мне не нужна банщица.
…ииииииижжжжжж-помм! Это шоферюга вдарил по тормозам – да так, что АБС вынуждена была вмешаться. Плавно останавливаемся. Теперь уже три пары глаз смотрят на меня. Три лица – и они, наконец, совсем одинаковые.
Пауза – чугунная. Нет – плутониевая! Медленно щелкают сверхтяжелые атомы времени на чьем-то окаменевшем от гнева запястье.
Первой спохватывается представительница. Она здесь старшая, жалованье богатое ей не за начитанность платят: так ей же и латать пробоину. В одной лодочке мы все плывем, да каждый по-своему…
- Ну-у-у… (по кусочку плутония на веревочках – к уголкам рта, перекинуть за уши, и губы сами раздвигаются в улыбку, хочешь ты или не хочешь) …ТАКОГО мы вам тут так сразу, пожалуй, и не найдем…
- Да уж, - подхватывает в очередь и по связям с общественностью, по ранжиру и окладу он второй, все верно, - чего бы доброго, а активных ГОМИКОВ (сорвался малька) по вызову у нас в штате нет пока…
- Да как НЕТ, когда ЕСТЬ!!! – шоферюга рычит-хрипит, не выдержал. – Да ведь МЫ же С ВАМИ с пид-дареспондентом с ентим, цельный день в машине в одной, да будьте так любезны, только не в обнимку что – так МЫ С ВАМИ выходим – кто? Самые эти пидарасы и есть, хучь в жопу ити, мать… - и сплевывает сочно, густо, не глядя и не жалея казенной обивки.
Сильна мать советская правда! Заметим, впрочем – за то и душой чиста.
Неловкость снова. Но уже – полегче, не так, как прошлая: по удельному весу на олово тянет, где-то. Отвели душу, выплеснули накипевшее, правду-матку рубанули, отдышались – ладно. Работаем дальше, а хуле.
- Так, Дмитрич, - подмигивает шоферюге по связям с общественностью (работает). – Так и прав ты выходишь, мы и сами получаемся, как вот товарищ корреспондент – пассивные… С нас – прибытку нету, мы товарищу корреспонденту не годимся, ему другого надо, активного!
Хохочем. Все четверо. Хорошая шутка, честная самоирония – известное дело, людей сплачивает. Хоть бы и таким, кривобоким, образом. Даже и разговор у нас в машине завязался, а до того день все больше молчали.
Напряжение – исчезло, и злоба испарилась куда-то. Чего нам, пидарасам, делить? Все работаем, каждый на своего хозяина, дело житейское.
Ну, конечно, не совсем уж так. Хоть и все мы четверо – шутейные пидарасы, а товарищ корреспондент, вроде как, и натуральный вдобавок. И снова они трое – все разные со мной, но и общее появилось. Этакое снисходительное, сострадательное презреньице в глазах, в словах. Как ко псу хромоногому, лишайному – погладить его западло как бы, а все ж пока брешет – нехай двор сторожит, ничего.
Мир не рухнул. Мировоззрение твердочугунное, тяжкокаменное не только выстояло, а и лишний камень в фундамент приобрело. Правда, всё правда: все журналисты – пидарасы. И москвичи все – тоже.
И хохлы – пидарасы, до одного. Братья гей-славяне.
И грызуны – пидарасы конченные. И хачики с урюками.
Вообще – все чурки, четыре миллиарда душ с половинкою.
Да ладно бы только чурки. Вона, гляди за океан, американцы – пидарас на пидарасе сидит, пидарасом погоняет!
Крутится, вертится шар голубой – планета Земля.
И только мы – посреди этого потопа, промеж Содома с Гоморрой – пронесли в сохранности жопу свою! В духовности, в православии, в державности, но главное – в целости. Мы – не чета всем прочим, которые пидарасы.
А добро б задуматься – да откуда их столько, пассивных, взялось? Кто бы их всех ёб? Где же толпы активных? А ты риторических вопросов не задавай, голову себе не забивай – знай прищуривайся зорче, высматривай врага.
Да как вышло, что все «они» - опидарасились поголовно, и только мы одни – сохранились вдруг? Какой бог нас миловал, за что? Уж не ошибка ли?
Да ты сам-то – кем служишь? Где? Должность какая? А оклад?
Пустое все. Не отвлекаемся, работаем дальше. Шеф по головке не погладит.
Шеф погладит по………………………


Если завтра конец света
Димка, ты куда носки шерстяные положил?
- В чемодане с патронами, ма! Под пакетом с помидорами.
- Дурак ты, Димка, а если протечет? Где я вам их сушить буду?
- Не кипятись, Свет, дед утверждает, что его самогонный аппарат может работать как очиститель и производить дистиллированную воду.
- Как, вы и это спиральное уродство с собой тащите? Оно же уйму места занимает! Куда я косметику класть буду?
- Между спиралями, мамуль.
- Леночка, ты уже вернулась? А это кто с тобой?
- Мама, папа, это Вова. Они бункер по соседству выкопали, теперь уже начали копать лаз к нам.
- Да вы что! А у вас электродрель есть?
- Э… Есть, Светлана Николаевна.
- Ну, тогда все в порядке, копайте лаз. Скажу по секрету, мой Славик на той неделе дрель сломал, а починить уже некогда. Ох, как же не вовремя, ну хоть бы после Нового года, что ли…
- Светлана! С предсказаниями не шутят! Это сами Майя предсказали!
- Вы правы, мама, а Нострадамус подтвердил. Кстати, вы огурцы уже сгрузили вниз?
- Я сгрузил, ма, а еще отнес крупы и шампанское.
- Димочка, где ты нашел шампанское? Я думала, все уже с полок смели…
- Мам, пап, новости!
Люди сгрудились у плазменного ультратонкого телевизора. Кадры сменялись, показывая хаос, происходящий по всей планете.
- Толпы демонстрантов вышли на улицы Парижа. Преимущественно, это студенты, - тараторил журналист, - Лондонская фондовая биржа забаррикадировалась изнутри и утверждает, что торги не прекратятся. Отметим, что в последние несколько дней наблюдается резкий рост стоимости акций сельскохозяйственных компаний. Лидер партии оппозиции Целлюлитовский объявил, что конца света можно избежать, если найти идеальную девушку и засунуть ее в египетскую пирамиду чтобы она лучом света из своего рту остановила разрушения. Партия власти ответила, что это плагиат. Впрочем, идеальную девушку есть из кого выбирать. В американском штате Висконсин проходят массовые демонстрации под лозунгом «Не умри девственником». Власти Голландии официально поддержали акцию, дополнив от себя словами «Курнем напоследок!»…
- Кстати, о Висконсине, Воооов, ты в аптеку не забыл заехать?
- Взял я тебе контрацепцию, две коробки, больше не было.
- Ох, молодежь, нет чтоб о душе подумать, вам подавай как в Висконсине… Все праздники проспите так!
Резкий взрыв на улице сотряс стены квартиры.
- Что, уже началось? Владимир, глянь в окно…
- Нет, Светлана Николаевна, это, видать, дяде Толе копать надоело – он динамитную шашку и сунул в стену.
- Точно, мам, вон дед из нашего бункера вылезает весь в земле, вроде ругается.
- Зато теперь связь есть!
- Папа! Ты, кстати, телефон туда обещал протянуть и телевизор.
- Мы вчера с Толей и тянули. Даже придумали, как защитить от всяких напастей…
- Одеяла уже там? У кого пакет с паспортами?
- Там все, так вот, мы подумали, что провод надо как-то спрятать…
- Светлана Николаевна, Лена просила карты захватить.
- Будто мы там в дурака резаться будем! Я же просила кастрюлю вниз захватить! Ну как же без кастрюли!
- Вы слушаете, или нет? Мы провод в туник просунули. Я специально под ним бункер планировал, теперь проводу не страшны дикие звери! О, Толя, здорово, орел!
- Слав, я там к вам проход сделал, у вас простынки не найдется занавесить его?
- Конечно, Славочка, держите!
- Ма! Время уже! Обращение президента пропустим.
- Ой, батюшки! Лен, скажи Вове, пусть вот ту коробку берет – там набор сковородок. Слава, не забудь окна закрыть, все-таки, я не знаю, когда мы вернемся. Папа, ну, сдался вам этот бортжурнал, вы не Нестор чтобы летописи писать!
- Потомкам пригодится!
- Деда, ты тогда лучше сразу на камне выбивай – будет второй камень розетты.
- Все на месте? Никого наверху не оставили? Я закрываю люк!
Как только дверь закрылась, заработали мощные немецкие фильтры воздуха, сделанные с учетом возможности радиоактивного заражения окружающей среды. Люди расселись за столом и налили шампанское.
- Дорогие Россияне! – вещал телевизор, - пока люди в других странах готовятся к неминуемой смерти, вы, умудренные многолетним опытом, закрылись в самодельных убежищах и настроены на выживание. От лица всего правительства выражаю вам свою благодарность! Мы, в нашем бункере, о вас очень волнуемся! В этот знаменательный день нам пора вспомнить о том, что Россия – действительно великая страна с великим прошлым и богатейшей историей. Не посрамим нашу страну. Давайте постараемся выжить!
- Ура! – поддержал стройный хор голосов графические салюты, красочно рассыпающиеся за спиной президента в телевизоре.
- А теперь мы переключаем наш эфир на бункер заслуженных артистов России, где ведущие эстрадные знаменитости устроили для вас «Концерт во имя жизни». Но, сначала, прервемся на рекламу. Оставайтесь с нами, телекомпания обещает непрерывно транслировать Вам свежие новости и прочие телепередачи пока свету действительно не настанет конец!
Под утро люди все-таки легли спать, потому что никто не знал, во сколько именно начнется конец света. Слава с дедом хотели дождаться, но вторая выпитая бутылка довольно быстро поменяла их мнение. В сдвоенном бункере стало темно.
- Вов, а вдруг ничего завтра не будет? – прошептал еле слышный голосок.
- Все говорят, что будет, Лен.
- А вдруг все же не будет?
- Может, но если вдруг будет, ты рискуешь умереть девственницей.
- Молодые люди, больше всего вы рискуете умереть с фингалами под глазами, а я – не выспавшимся!