5946
14
Как Гоголь восхищался Италией, Достоевский скучал во Франции, а Чехов развратничал на Шри-Ланке.
Размышления наших классиков о русских городах можно почитать по ссылке, а сегодня разберем, какие впечатления они привезли из-за границы.
Австралия Бальмонта
Константин Бальмонт много путешествовал. Он побывал в Индии, исколесил южную и северную Африку, посетил Канарские острова, Австралию, Новую Зеландию, Океанию. Поэт говорил, что путешествия "обогащают его ум", к тому же, будучи политическим эмигрантом, он не мог вернуться в Россию, вот и странствовал по свету. Вот что писал Бальмонт своей возлюбленной (и между прочим дальней родственнице) Анне Николаевне Ивановой об Австралии в 1912 году: "На траме и пешком, вчера и сегодня, исследовал чуть ли весь Мельбурн. Чудовищно-огромный, безжизненный город. Жители - какая-то английская помесь 3-го сорта. Хороша лишь бухта огромная".
Сидней произвел на поэта более приятное впечатление: "Сидней - капризно раскинувшийся город. И люди здесь приятнее. Но ненависть к англичанам у меня укрепилась безвозвратно. Я не мог бы жить в Англии. Эта тупость их возмутительна. Они ничего не понимают и не чувствуют".
Сидней произвел на поэта более приятное впечатление: "Сидней - капризно раскинувшийся город. И люди здесь приятнее. Но ненависть к англичанам у меня укрепилась безвозвратно. Я не мог бы жить в Англии. Эта тупость их возмутительна. Они ничего не понимают и не чувствуют".
×
О городе Хобарт: "Этот город, бывшее место каторги, произвел на меня самое мучительное впечатление. Не знаю, почему. Он ничтожен - и только. Но там есть великолепный музей и в получасе ходьбы прекрасный ботанический сад и возможности поездок".
Шри-Ланка Чехова
Антон Чехов посетил Шри-Ланку в ходе своего путешествия на Сахалин и обратно. На Сахалин Чехов добирался через всю Россию, а обратно, миновав Японию из-за разразившейся там холеры, через Гонконг, Шри-Ланку и Ближний Восток В письме Алексею Суворину от 19 декабря 1890 года Чехов коротко описал впечатления от Цейлона (так европейцы тогда называли Шри-Ланку), а также похвастался своими любовными похождениями: "Сингапур я плохо помню, так как, когда я объезжал его, мне почему-то было грустно; я чуть не плакал. Затем следует Цейлон — место, где был рай. Здесь в раю я сделал больше 100 верст по железной дороге и по самое горло насытился пальмовыми лесами и бронзовыми женщинами. <...> От Цейлона безостановочно плыли 13 суток и обалдели от скуки". Угловые скобки скрывают фразу: "Когда у меня будут дети, то я не без гордости скажу им: “Сукины дети, я на своем веку имел сношение с черноглазой индусской… и где же? в кокосовом лесу, в лунную ночь”. То есть пресытился "бронзовыми женщинами" русский классик в прямом смысле. Советские составители собрания сочинений Чехова стыдливо вырезали эту фразу, чтобы Антон Павлович оставался в глазах советского читателя человеком высокой нравственности, который интрижкам в кокосовых лесах предпочитает Ольгу Леонардовну.
Америка Маяковского
В 1925 году Владимир Маяковский посетил Кубу, Мексику и США. В книге "Мое открытие Америки" он описал свое большое путешествие.
О Гаване: "За пакгаузом - портовая грязь кабаков, публичных домов и гниющих фруктов. За портовой полосой - чистый богатейший город мира.
О Мехико: "Мехико-сити плоский и пестрый. Снаружи почти все домики - ящиками. Розовые, голубые, зеленые. Преобладающий цвет розовато-желтый, этаким морским песком на заре. Фасад дома скучен, вся его красота - внутри".
"Коммунисты показывали мне кварталы бедняков, мелких подмастерьев, безработных. Эти домики лепятся друг к другу, как ларьки на Сухаревке, но с еще большей грязью. В этих домах нет окон, и в открытые двери видно, как лепятся семьи из восьми, из десяти человек в одной такой комнатке".
О мексиканцах: "Мексиканец франтовит - я видел рабочих, которые душатся. Мексиканка ходит неделю в дырах, чтоб в воскресенье разодеться в шелка".
О Гаване: "За пакгаузом - портовая грязь кабаков, публичных домов и гниющих фруктов. За портовой полосой - чистый богатейший город мира.
О Мехико: "Мехико-сити плоский и пестрый. Снаружи почти все домики - ящиками. Розовые, голубые, зеленые. Преобладающий цвет розовато-желтый, этаким морским песком на заре. Фасад дома скучен, вся его красота - внутри".
"Коммунисты показывали мне кварталы бедняков, мелких подмастерьев, безработных. Эти домики лепятся друг к другу, как ларьки на Сухаревке, но с еще большей грязью. В этих домах нет окон, и в открытые двери видно, как лепятся семьи из восьми, из десяти человек в одной такой комнатке".
О мексиканцах: "Мексиканец франтовит - я видел рабочих, которые душатся. Мексиканка ходит неделю в дырах, чтоб в воскресенье разодеться в шелка".
В стихотворении "Мексика" Маяковский сравнил Мехико с Ригой:
Что Рига, что Мехико —
родственный жанр.
Латвия
тропического леса.
Вся разница:
зонтик в руке у рижан,
а у мексиканцев
«Смит и Вессон».
Две Латвии
с двух земных боков —
различные собой они
лишь тем,
что в Мексике
режут быков
в театре,
а в Риге —
на бойне.
Что Рига, что Мехико —
родственный жанр.
Латвия
тропического леса.
Вся разница:
зонтик в руке у рижан,
а у мексиканцев
«Смит и Вессон».
Две Латвии
с двух земных боков —
различные собой они
лишь тем,
что в Мексике
режут быков
в театре,
а в Риге —
на бойне.
Америка Есенина
О США пусть нам расскажет Есенин. В 1922 году Сергей Есенин женился на танцовщице Айседоре Дункан и отправился с ней в свадебное путешествие в Европу и США. Впечатления о четырех месяцах, проведенных в Штатах, Есенин описал в очерке "Железный Миргород".
"Нью-Йорк и Чикаго есть не что иное, как достижения в производственном искусстве. Чем дальше вглубь, к Калифорнии, впечатление громоздкости исчезает: перед глазами бегут равнины с жиденькими лесами и (увы, страшно похоже на Россию!) маленькие деревянные селения негров. Города становятся похожими на европейские, с той лишь разницей, что если в Европе чисто, то в Америке все взрыто и навалено как попало, как бывает при постройках".
"Со стороны внешнего впечатления в Америке есть замечательные курьезы. Так, например, американский полисмен одет под русского городового, только с другими кантами". Сходство этот Есенин объяснил тоской по родине русских эмигрантов, сосредоточивших в своих руках всю текстильную промышленность.
"Нью-Йорк и Чикаго есть не что иное, как достижения в производственном искусстве. Чем дальше вглубь, к Калифорнии, впечатление громоздкости исчезает: перед глазами бегут равнины с жиденькими лесами и (увы, страшно похоже на Россию!) маленькие деревянные селения негров. Города становятся похожими на европейские, с той лишь разницей, что если в Европе чисто, то в Америке все взрыто и навалено как попало, как бывает при постройках".
"Со стороны внешнего впечатления в Америке есть замечательные курьезы. Так, например, американский полисмен одет под русского городового, только с другими кантами". Сходство этот Есенин объяснил тоской по родине русских эмигрантов, сосредоточивших в своих руках всю текстильную промышленность.
"Для русского уха и глаза вообще Америка, а главным образом Нью-Йорк, - немного с кровью Одессы и западных областей".
"Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца и сузили его зрение. Нравы американцев напоминают незабвенной гоголевской памяти нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича.
Как у последних не было города лучше Полтавы, так и у первых нет лучше и культурней страны, чем Америка. [...] Европа курит и бросает, Америка подбирает окурки, но из этих окурков растет что-то грандиозное".
"Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца и сузили его зрение. Нравы американцев напоминают незабвенной гоголевской памяти нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича.
Как у последних не было города лучше Полтавы, так и у первых нет лучше и культурней страны, чем Америка. [...] Европа курит и бросает, Америка подбирает окурки, но из этих окурков растет что-то грандиозное".
Италия Гоголя
Есенину в США везде мерещились герои Гоголя, облюбовавшие Новый Свет. А сам Николай Васильевич очень любил Рим. Он был в Вечном городе 9 раз и в общей сложности провел там 4,5 года. Сам император выделил писателю деньги из казны, чтобы он мог пожить за границей. О своей любимой Италии Гоголь писал исключительно с восхищением и восторгом.
Из письма Варваре Балабиной от 16 июля 1837 года: "Вот мое мнение: кто был в Италии, тот скажи "прости" другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю".
Из письма Жуковскому от 30 октября 1837 года: "Если бы Вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире ее не отнимет у меня! Я родился здесь. – Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр – все это мне снилось".
После Италии Швейцария и Германия показались писателю ничтожными: "Но теперь, когда я побывал в них после Италии, низкими, пошлыми, гадкими, серыми, холодными показались мне они со всеми их горами и видами, и мне кажется, как будто я был в Олонецкой губернии и слышал медвежее дыхание северного океана".
Из письма Варваре Балабиной от 16 июля 1837 года: "Вот мое мнение: кто был в Италии, тот скажи "прости" другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю".
Из письма Жуковскому от 30 октября 1837 года: "Если бы Вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире ее не отнимет у меня! Я родился здесь. – Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр – все это мне снилось".
После Италии Швейцария и Германия показались писателю ничтожными: "Но теперь, когда я побывал в них после Италии, низкими, пошлыми, гадкими, серыми, холодными показались мне они со всеми их горами и видами, и мне кажется, как будто я был в Олонецкой губернии и слышал медвежее дыхание северного океана".
Из письма однокласснику и близкому другу Александру Данилевскому от 2 февраля 1838 года: "Никогда я не чувствовал себя так погруженным в такое спокойное блаженство. О, Рим, Рим! О, Италия! Чья рука вырвет меня отсюда? Что за небо! Что за дни! Лето - не лето, весна - не весна, но лучше и весны и лета, какие бывают в других углах мира. Что за воздух! Пью - не напьюсь, гляжу - не нагляжусь. В душе небо и рай. У меня теперь в Риме мало знакомых, или, лучше, почти никого. Но никогда я не был так весел, так доволен жизнью".
Знакомых у Гоголя в Риме было достаточно. Он сблизился с русскими художниками, которых в Рим направляла Академия художеств. Гоголь дружил с Александром Ивановым, автором знаменитого полотна "Явление Христа народа". Художник даже изобразил Николая Васильевича на картине.
В Риме Гоголь полностью написал "Мертвые души".
В Риме Гоголь полностью написал "Мертвые души".
Франция Достоевского
Летом 1862 года Достоевский поехал лечится в Германию в Баден-Баден, а заодно побывал во Франции, Англии, Швейцарии и Италии. Это был первый выезд за границу для Достоевского. В "Зимних заметках о летних впечатлениях" он пишет: "...рвался я туда [за границу ]чуть не с моего первого детства". Поездка эта продолжалась всего 2,5 месяца и закончилась разорительным пристрастием к рулетке.
"Да разве можно хоть что-нибудь порядочно разглядеть, проехав столько дорог в два с половиною месяца?", - написано в "Зимних заметках". Однако кое-что Федору Михайловичу все-таки разглядеть удалось. После Германии, которая писателю решительно не понравилась, потому что Берлин похож на Питер, и потому что печенка разболелась, Достоевский "ускакал в Париж, надеясь, что французы будут гораздо милее и занимательнее". Вот что он писал в письме философу Николаю Страхову 28 июня 1862 года:
"Париж прескучнейший город, и если б не было в нем очень много действительно слишком замечательных вещей, то, право, можно бы умереть со скуки. Французы, ей-богу, такой народ, от которого тошнит. Вы говорили о самодовольно наглых и говенных лицах, свирепствующих на наших минералах. Но клянусь Вам, что тут стоит нашего. Наши просто плотоядные подлецы, и большею частию сознательные, а здесь он вполне уверен, что так и надо. Француз тих, честен, вежлив, но фальшив, и деньги у него - всё. Идеала никакого. Не только убеждений, но даже размышлений не спрашивайте. Уровень общего образования низок до крайности (я не говорю про присяжных ученых. Но ведь тех немного; да и, наконец, разве ученость есть образование в том смысле, как мы привыкли понимать это слово?)".
"Да разве можно хоть что-нибудь порядочно разглядеть, проехав столько дорог в два с половиною месяца?", - написано в "Зимних заметках". Однако кое-что Федору Михайловичу все-таки разглядеть удалось. После Германии, которая писателю решительно не понравилась, потому что Берлин похож на Питер, и потому что печенка разболелась, Достоевский "ускакал в Париж, надеясь, что французы будут гораздо милее и занимательнее". Вот что он писал в письме философу Николаю Страхову 28 июня 1862 года:
"Париж прескучнейший город, и если б не было в нем очень много действительно слишком замечательных вещей, то, право, можно бы умереть со скуки. Французы, ей-богу, такой народ, от которого тошнит. Вы говорили о самодовольно наглых и говенных лицах, свирепствующих на наших минералах. Но клянусь Вам, что тут стоит нашего. Наши просто плотоядные подлецы, и большею частию сознательные, а здесь он вполне уверен, что так и надо. Француз тих, честен, вежлив, но фальшив, и деньги у него - всё. Идеала никакого. Не только убеждений, но даже размышлений не спрашивайте. Уровень общего образования низок до крайности (я не говорю про присяжных ученых. Но ведь тех немного; да и, наконец, разве ученость есть образование в том смысле, как мы привыкли понимать это слово?)".
Источник:
Ссылки по теме:
- Плач святого Варфоломея
- За сколько Старуха-процентщица убила студента Раскольникова?
- " Сергею Есенину "
- Рим, который спасло железо
- Слова Достоевского о предательствах братьев-славян, которые актуальны и сегодня
Новости партнёров
реклама
Сейчас сижу в Остенде. Паршивейшее Бель-Голландское море и свиные тупые морды европейцев. От изобилия вин в сих краях я бросил пить и тяну только сельтер. Очень много думаю и не знаю, что придумать.
Там, из Москвы, нам казалось, что Европа это самый обширнейший рынок распространения наших идей в поэзии, а теперь отсюда я вижу: Боже мой! до чего прекрасна и богата Россия в этом смысле.
Кажется, нет такой страны еще и быть не может. Со стороны внешних впечатлений после нашей разрухи здесь все прибрано и выглажено под утюг. На первых порах особенно твоему взору это понравилось бы, а потом, думаю, и ты бы стал хлопать себя по колену и скулить, как собака. Сплошное кладбище.
Все эти люди, которые снуют быстрей ящериц, не люди а могильные черви, дома их гро бы, а материк склеп. Кто здесь жил, тот давно умер, и помним его только мы, ибо черви помнить не могут.
ну ее к черту, красоту смерти и смерда мне, живому, пусть это будет даже рразз-гениально-о!
Сергей Есенин. Письмо Мариенгофу А. Б., 9 июля 1922 г.
"... Но русский гнев так же быстр и страстен, как и любовь. В другой раз мне
пришлось ужинать с друзьями в большом невском ресторане. За соседним столом
сидели два господина, все время мирно беседовавшие; как вдруг, по-видимому
ни с того ни с сего, они оба вскочили на ноги и яростно накинулись друг на
друга. Один из них схватил графин с водою и без колебания пустил им в голову
другого. Оппонент же его своим оружием выбрал стул из красного дерева и,
откинувшись назад, для того чтобы лучше размахнуться, задел нечаянно мою
хозяйку.
- Будьте, пожалуйста, поосторожнее, - заметила она ему.
- Тысячу извинений, сударыня, - возразил тот, с кого кровь и вода
струились в одинаковом количестве, и, приняв меры предосторожности в
отношении сохранения нашей неприкосновенности, он ловким ударом сбил с ног
противника.
На сцене появился городовой. Он не сделал ни малейшей попытки
вмешаться, но, выбежав на улицу, поспешил объявить радостную новость другому
городовому.
- Это обойдется им порядком, - заметил спокойно мой хозяин, продолжая
доужиновать, - удивляюсь, почему они не подождали?
И действительно, это обошлось им порядком. Не прошло и десяти минут,
как появилось штук шесть городовых, и каждый из них начал требовать взятку.
Получив просимое, они пожелали господам воителям спокойной ночи и убрались
восвояси, несомненно в наипрекраснейшем расположении духа, виновники же
происшествия, с головами, перевязанными салфетками, уселись на свои места, и
снова оттуда послышался смех и дружеский разговор..."