866
7
Мало кто прошел всю войну с первого и до последнего дня и остался при этом жив.
Петр Тимофеевич неоднократно был контужен, один раз очень сильно. Много раз был ранен. Был буквально нашпигован осколками. В очередной раз прилетая к нам в гости смеялся: «Опять меня не хотели пропускать в аэропорту. Я все время звенел. Никто не верит, что во мне столько осколков»
Петр Тимофеевич неоднократно был контужен, один раз очень сильно. Много раз был ранен. Был буквально нашпигован осколками. В очередной раз прилетая к нам в гости смеялся: «Опять меня не хотели пропускать в аэропорту. Я все время звенел. Никто не верит, что во мне столько осколков»
Посвящается 20-летию со дня смерти.
Самарин Петр Тимофеевич
(05.02.1921 – 14.10.1998)
Публикую сильно сокращенный исследовательский труд моего отца Минеева И.М.
Самарин Петр Тимофеевич
(05.02.1921 – 14.10.1998)
Публикую сильно сокращенный исследовательский труд моего отца Минеева И.М.
Сразу предупреждаю торопыг, что даже и с сильными сокращениями, буковок в материале будет много. Но уж поверьте, что это все стоило написать. Кто осилит основной материал, для того припасены еще бонусы, в виде писем с фронта и материал посвященный таинственному эшелону.
Мало кто прошел всю войну с первого и до последнего дня и остался при этом жив.
Петр Тимофеевич неоднократно был контужен, один раз очень сильно. Много раз был ранен. Был буквально нашпигован осколками. В очередной раз прилетая к нам в гости смеялся: «Опять меня не хотели пропускать в аэропорту. Я все время звенел. Никто не верит, что во мне столько осколков» (тогда в аэропортах уже ввели металлоискатели). Я как-то у него спросил, а что, нельзя их вытащить? В ответ услышал: «Да вот врачи считают, что их убирать опаснее, чем оставить. Говорят, жить не мешают? Ну, и слава Богу».
- А что, в госпиталях их не замечали? – продолжал интересоваться я.
- Да там основные осколки вытаскивали – отвечал дядя Петя. – А мелкие, как их заметишь? Рентгена в полевых госпиталях не было. А часто эти осколки вытаскивали или сами солдаты, или простые санитарки.
Вообще, и это покажет дальнейший рассказ, Петр чудом остался жив, прошел войну от Бреста до Берлина.
Особо следует отметить, что имеется уникальный исторический документ – карта, которую Петр Тимофеевич с самого начала и до последних дней войны носил с собою. Он сам говорил, что дважды ее терял, но потом вновь отыскивал. На ней отмечен весь военный путь Петра (от Казани, затем Бреста, Москвы, Курска, а далее через всю Европу до Берлина). На ней нарисованы все пути передвижения, отмечены некоторые даты. Хотя карта потрепана, но очень информативна. Это интересный документ, хотя в нем трудно полностью разобраться, ведь военный путь Петра был не прямой, а с частыми передвижениями вперед и назад. Но это уникальная карта.
После описания основных военных событий остановлюсь на случаях, происшедших с Петром в то время. Они, конечно, не входят в официальные исторические анналы, а взяты из воспоминаний сослуживцев Петра, воспоминаний моей мамы, с которой брат всегда всем делился, и самого Петра. Надо сразу сказать, что хвастовством этот человек никогда не страдал. Многое из рассказанного им (к которому я ранее относился с некоторым недоверием) потом находило подтверждение в официальных источниках.
Уверен, что пересказ военных лет Петра достоин большего, чем простое его описание. Можно было бы создать прекрасный военный фильм. Но если в него внести всё, что произошло с ним за четыре года войны, это может показаться надуманной, гипертрофированной фантазией сценариста. Насколько это так, решать тем, кто будет читать эти строки.
Мало кто прошел всю войну с первого и до последнего дня и остался при этом жив.
Петр Тимофеевич неоднократно был контужен, один раз очень сильно. Много раз был ранен. Был буквально нашпигован осколками. В очередной раз прилетая к нам в гости смеялся: «Опять меня не хотели пропускать в аэропорту. Я все время звенел. Никто не верит, что во мне столько осколков» (тогда в аэропортах уже ввели металлоискатели). Я как-то у него спросил, а что, нельзя их вытащить? В ответ услышал: «Да вот врачи считают, что их убирать опаснее, чем оставить. Говорят, жить не мешают? Ну, и слава Богу».
- А что, в госпиталях их не замечали? – продолжал интересоваться я.
- Да там основные осколки вытаскивали – отвечал дядя Петя. – А мелкие, как их заметишь? Рентгена в полевых госпиталях не было. А часто эти осколки вытаскивали или сами солдаты, или простые санитарки.
Вообще, и это покажет дальнейший рассказ, Петр чудом остался жив, прошел войну от Бреста до Берлина.
Особо следует отметить, что имеется уникальный исторический документ – карта, которую Петр Тимофеевич с самого начала и до последних дней войны носил с собою. Он сам говорил, что дважды ее терял, но потом вновь отыскивал. На ней отмечен весь военный путь Петра (от Казани, затем Бреста, Москвы, Курска, а далее через всю Европу до Берлина). На ней нарисованы все пути передвижения, отмечены некоторые даты. Хотя карта потрепана, но очень информативна. Это интересный документ, хотя в нем трудно полностью разобраться, ведь военный путь Петра был не прямой, а с частыми передвижениями вперед и назад. Но это уникальная карта.
После описания основных военных событий остановлюсь на случаях, происшедших с Петром в то время. Они, конечно, не входят в официальные исторические анналы, а взяты из воспоминаний сослуживцев Петра, воспоминаний моей мамы, с которой брат всегда всем делился, и самого Петра. Надо сразу сказать, что хвастовством этот человек никогда не страдал. Многое из рассказанного им (к которому я ранее относился с некоторым недоверием) потом находило подтверждение в официальных источниках.
Уверен, что пересказ военных лет Петра достоин большего, чем простое его описание. Можно было бы создать прекрасный военный фильм. Но если в него внести всё, что произошло с ним за четыре года войны, это может показаться надуманной, гипертрофированной фантазией сценариста. Насколько это так, решать тем, кто будет читать эти строки.
×
Небольшое биографическое отступление.
Окончив 10-летку в 45-й тбилисской школе, Петр 1 сентября 1939 года был призван в армию. Выехав из Тбилиси 27 ноября 1939 года, был направлен в Приволжский военный округ (г. Куйбышев), где стал курсантом школы ШШС 8-го отдела штаба (отдел секретной радиосвязи), с сентября 1940 года – курсантом-стажером 6-го отдела штаба 66 стрелкового корпуса (г. Казань). По окончании курсов Петр получил звание мл.сержанта, затем сержанта. С присвоением ему звания мл.лейтенанта (15.6.41), он был назначен помощником начальника 6 отдела штаба 66 ск 21-й армии, сформированной по секретному указу Жукова из войск Приволжского ВО.
7 июня 1941 года (дата на карте, в письмах с фронта) Петр эшелоном 66-го стрелкового корпуса 21-й армии был отправлен из Казани в сторону западной границы. 22 июня 1941 года в 2 часа ночи (!!!) эшелон прибыл на полустанок Пугачевский, - что в 6 километрах южнее Бреста.
Местность, куда прибыл эшелон Петра, находилась на юге Белостокского выступа, судя по карте, между районом дислокаций 22-й танковой дивизии (располагалась в 2 км. южнее Бреста) и 75-й стрелковой дивизией 4-й армии.
Никто этого не знал, но до официального начала войны оставалось два часа.
По опубликованным воспоминаниям Петра. - От комбата капитана Горшкова начальники подразделений и солдаты младшего комсостава (в том числе Петр) получили указание следовать к обозначенному месту дислокации полка (какого полка - неизвестно). Под лучиком карманного фонаря он показал на карте рощу недалеко от Буга (Западного Буга). Через 30 минут прибыли на место, вокруг были вековые дубы. Расположились. К семи утра обещали подвезти кухни.
Петр пишет, что авиационная бомбежка началась не в 4, а в 3 часа ночи, когда только начало светать. Сначала послышался гул, потом донеслись взрывы со стороны полустанка. Затем массированной авиа- и артиллерийской атаке подверглась и роща. Одним из первых погиб командир роты Петра лейтенант Бессмертный. Первые минуты войны для многих солдат стали и последними минутами жизни. Связи никакой не было, но было понятно, что началась война. Уцелевшие красноармейцы, не получившие никаких указаний и имеющие при себе лишь легкое вооружение, под шквальным обстрелом врассыпную бросились назад. Миновали полустанок, который буквально за несколько минут превратился в горящее месиво вагонов. Стало понятно, что уже ополовиненным составом, с имеющимся вооружением и минимальным запасом боеприпасов оказать хоть какое-то сопротивление врагу невозможно. Было принято решение отступить в леса и пробиваться к своим частям.
Петр Тимофеевич не любил вспоминать те тяжелые дни. Но тому, что он однажды мне рассказал, я тогда как-то не очень поверил. Уж больно все казалось невероятным. Почти дословно передаю его слова:
«Мы отступали по лесам и болотам Белоруссии. Зачастую с кровопролитными боями. Без запасов продовольствия и воды. В сутки проходили по 30 и более километров. Грязные, голодные, смертельно уставшие. Шли по болотам и лесам между дорогами. Именно между, поскольку немцы, активно передвигающиеся на восток, в огромных количествах уже заполонили эти дороги. Сунуться туда было нельзя, нас бы просто смяли. Пробовали, но практически никто из этих стычек не возвращался. Иногда немцы высылали нам наперерез заслоны, небольшие группировки (основные силы их были устремлены вперед), в основном пехотные или мотострелковые части. Приходилось пробиваться с боем. (В первые дни войны многие германские командиры увлекались «параллельным преследованием» отступающих.) Немцы, зная, что остатки наших войск пробираются к своим, устанавливали на дорогах орудия, минометы и палили прямо по лесу. Их стрельбу корректировали легкие самолеты-разведчики, часто сопровождавшие нас. Еще хуже было, когда на таких самолетах устанавливались пулеметы. Нас прямо косили на бреющем полете. Особенно если мы шли не по лесу, а по открытой местности. Мы даже особо и не прятались, не было смысла. Только всякий раз, когда над головой начинал гудеть мотор, каждый думал, пронесет ли сейчас, или пришла и моя очередь. Вначале пробовали по ним стрелять, но боеприпасов было мало, а результатов от этой стрельбы не наблюдалось. Может, кого-то и сбили, но я не видел. Так прошагали мы чуть ли не всю Белоруссию. И осталось нас совсем немного».
«А сколько же вас спаслось?» - спросил я. «Думаю, человек пятьсот, не больше». «А сколько начинало отступление?» «Точно не знаю, да и никто не знает, может тысяч пятьдесят».
Я быстро подсчитал. Получалось – вышел один из ста. Воспитанный на книгах и военных фильмах, как-то этому рассказу тогда я не очень поверил. Точнее, в приведенные цифры. Но со временем мое мнение изменилось.
Так, в приказе СВГК СССР за № 270 от 16 августа «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия» говорилось: «В ночь на 1 июля остатки управления армии во главе с командующим генерал-лейтенантом В.И. Кузнецовым сумели прорваться в район восточнее Минска, но только 28 июля они сумели выйти из окружения севернее Рогачёва. Командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов и член Военного совета армейский комиссар 2 ранга Бирюков с боями вывели из окружения 498 вооруженных красноармейцев и командиров частей 3-й армии и организовали выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий…».
А теперь представьте, - в 3-ю армию входили 4 стрелковые дивизии (каждая примерно состояла из 15.000 человек) и мехкорпус в составе 2 танковых и 1 моторизованной дивизии. От всей армии осталось только 500 человек. Всего 500 от всей армии! Действительно, шанс выжить был 1 к 100. Это, как выиграть в лотерею. Кстати, я нашел информацию, что упоминавшиеся выведенные из окружения 108-я и 64-я стрелковые дивизии соседних армий в сумме также насчитывали не более 500 человек.
В случайное совпадение цифр я не верю.
Следует сказать, что в образовавшемся Белостокском «котле» уже в первые часы была уничтожена почти вся наша техника. Очевидцы пишут, что на дорогах образовались настоящие дымящиеся пробки из разбитых машин, покореженной артиллерийской техники, подбитых и целых, но брошенных без топлива танков. А немногочисленные танки, прорвавшиеся вперед, атаковались с воздуха и были вынуждены вступать в неравный бой с многочисленными немецкими войсками. Именно поэтому в хрониках практически нет никакой информации о выходе из «котла» какой-либо техники. Есть свидетельства о том, что один или несколько танков добрались до такой-то деревни (а это обычно не более половины расстояния до действующих фронтовых боев), но на этом рассказы и обрываются.
Вначале, опираясь на цифру 500, я был уверен, что остатки войск, отступавшие от Бреста, где-то на пути соединились с отступавшей от Гродно 3-й армией и вместе с нею вышли из окружения у Рогачева. Убеждало в этой мысли и то, что спустя десять дней после этого Петр стал (уже по специальности) помощником начальника 8 отдела 3-й армии.
Попав в окружение в первый же день войны, Петр с остатками своей части стал отступать четко на восток (о чем говорят и стрелки на его карте). В нескольких часах ходьбы на его пути лежал город Бельск, где 22 июня располагался штаб 4-й армии. 23 июня штаб передислоцировался в Запруды – чуть северо-восточнее Кобрина, куда была отброшена 4-я армия от Бреста. Отсюда войска стали отступать по двум не сильно расходящимся направлениям: на Барановичи и на Слуцк, Бобруйск.
Да, Петру чудом удалось выжить в первые дни войны, но выход из страшного Белостокского котла - это только первый эпизод из военной биографии в котором он был на волосок от смерти. Первый, и как мы увидим ниже, далеко не последний.
Окончив 10-летку в 45-й тбилисской школе, Петр 1 сентября 1939 года был призван в армию. Выехав из Тбилиси 27 ноября 1939 года, был направлен в Приволжский военный округ (г. Куйбышев), где стал курсантом школы ШШС 8-го отдела штаба (отдел секретной радиосвязи), с сентября 1940 года – курсантом-стажером 6-го отдела штаба 66 стрелкового корпуса (г. Казань). По окончании курсов Петр получил звание мл.сержанта, затем сержанта. С присвоением ему звания мл.лейтенанта (15.6.41), он был назначен помощником начальника 6 отдела штаба 66 ск 21-й армии, сформированной по секретному указу Жукова из войск Приволжского ВО.
7 июня 1941 года (дата на карте, в письмах с фронта) Петр эшелоном 66-го стрелкового корпуса 21-й армии был отправлен из Казани в сторону западной границы. 22 июня 1941 года в 2 часа ночи (!!!) эшелон прибыл на полустанок Пугачевский, - что в 6 километрах южнее Бреста.
Местность, куда прибыл эшелон Петра, находилась на юге Белостокского выступа, судя по карте, между районом дислокаций 22-й танковой дивизии (располагалась в 2 км. южнее Бреста) и 75-й стрелковой дивизией 4-й армии.
Никто этого не знал, но до официального начала войны оставалось два часа.
По опубликованным воспоминаниям Петра. - От комбата капитана Горшкова начальники подразделений и солдаты младшего комсостава (в том числе Петр) получили указание следовать к обозначенному месту дислокации полка (какого полка - неизвестно). Под лучиком карманного фонаря он показал на карте рощу недалеко от Буга (Западного Буга). Через 30 минут прибыли на место, вокруг были вековые дубы. Расположились. К семи утра обещали подвезти кухни.
Петр пишет, что авиационная бомбежка началась не в 4, а в 3 часа ночи, когда только начало светать. Сначала послышался гул, потом донеслись взрывы со стороны полустанка. Затем массированной авиа- и артиллерийской атаке подверглась и роща. Одним из первых погиб командир роты Петра лейтенант Бессмертный. Первые минуты войны для многих солдат стали и последними минутами жизни. Связи никакой не было, но было понятно, что началась война. Уцелевшие красноармейцы, не получившие никаких указаний и имеющие при себе лишь легкое вооружение, под шквальным обстрелом врассыпную бросились назад. Миновали полустанок, который буквально за несколько минут превратился в горящее месиво вагонов. Стало понятно, что уже ополовиненным составом, с имеющимся вооружением и минимальным запасом боеприпасов оказать хоть какое-то сопротивление врагу невозможно. Было принято решение отступить в леса и пробиваться к своим частям.
Петр Тимофеевич не любил вспоминать те тяжелые дни. Но тому, что он однажды мне рассказал, я тогда как-то не очень поверил. Уж больно все казалось невероятным. Почти дословно передаю его слова:
«Мы отступали по лесам и болотам Белоруссии. Зачастую с кровопролитными боями. Без запасов продовольствия и воды. В сутки проходили по 30 и более километров. Грязные, голодные, смертельно уставшие. Шли по болотам и лесам между дорогами. Именно между, поскольку немцы, активно передвигающиеся на восток, в огромных количествах уже заполонили эти дороги. Сунуться туда было нельзя, нас бы просто смяли. Пробовали, но практически никто из этих стычек не возвращался. Иногда немцы высылали нам наперерез заслоны, небольшие группировки (основные силы их были устремлены вперед), в основном пехотные или мотострелковые части. Приходилось пробиваться с боем. (В первые дни войны многие германские командиры увлекались «параллельным преследованием» отступающих.) Немцы, зная, что остатки наших войск пробираются к своим, устанавливали на дорогах орудия, минометы и палили прямо по лесу. Их стрельбу корректировали легкие самолеты-разведчики, часто сопровождавшие нас. Еще хуже было, когда на таких самолетах устанавливались пулеметы. Нас прямо косили на бреющем полете. Особенно если мы шли не по лесу, а по открытой местности. Мы даже особо и не прятались, не было смысла. Только всякий раз, когда над головой начинал гудеть мотор, каждый думал, пронесет ли сейчас, или пришла и моя очередь. Вначале пробовали по ним стрелять, но боеприпасов было мало, а результатов от этой стрельбы не наблюдалось. Может, кого-то и сбили, но я не видел. Так прошагали мы чуть ли не всю Белоруссию. И осталось нас совсем немного».
«А сколько же вас спаслось?» - спросил я. «Думаю, человек пятьсот, не больше». «А сколько начинало отступление?» «Точно не знаю, да и никто не знает, может тысяч пятьдесят».
Я быстро подсчитал. Получалось – вышел один из ста. Воспитанный на книгах и военных фильмах, как-то этому рассказу тогда я не очень поверил. Точнее, в приведенные цифры. Но со временем мое мнение изменилось.
Так, в приказе СВГК СССР за № 270 от 16 августа «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия» говорилось: «В ночь на 1 июля остатки управления армии во главе с командующим генерал-лейтенантом В.И. Кузнецовым сумели прорваться в район восточнее Минска, но только 28 июля они сумели выйти из окружения севернее Рогачёва. Командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов и член Военного совета армейский комиссар 2 ранга Бирюков с боями вывели из окружения 498 вооруженных красноармейцев и командиров частей 3-й армии и организовали выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий…».
А теперь представьте, - в 3-ю армию входили 4 стрелковые дивизии (каждая примерно состояла из 15.000 человек) и мехкорпус в составе 2 танковых и 1 моторизованной дивизии. От всей армии осталось только 500 человек. Всего 500 от всей армии! Действительно, шанс выжить был 1 к 100. Это, как выиграть в лотерею. Кстати, я нашел информацию, что упоминавшиеся выведенные из окружения 108-я и 64-я стрелковые дивизии соседних армий в сумме также насчитывали не более 500 человек.
В случайное совпадение цифр я не верю.
Следует сказать, что в образовавшемся Белостокском «котле» уже в первые часы была уничтожена почти вся наша техника. Очевидцы пишут, что на дорогах образовались настоящие дымящиеся пробки из разбитых машин, покореженной артиллерийской техники, подбитых и целых, но брошенных без топлива танков. А немногочисленные танки, прорвавшиеся вперед, атаковались с воздуха и были вынуждены вступать в неравный бой с многочисленными немецкими войсками. Именно поэтому в хрониках практически нет никакой информации о выходе из «котла» какой-либо техники. Есть свидетельства о том, что один или несколько танков добрались до такой-то деревни (а это обычно не более половины расстояния до действующих фронтовых боев), но на этом рассказы и обрываются.
Вначале, опираясь на цифру 500, я был уверен, что остатки войск, отступавшие от Бреста, где-то на пути соединились с отступавшей от Гродно 3-й армией и вместе с нею вышли из окружения у Рогачева. Убеждало в этой мысли и то, что спустя десять дней после этого Петр стал (уже по специальности) помощником начальника 8 отдела 3-й армии.
Попав в окружение в первый же день войны, Петр с остатками своей части стал отступать четко на восток (о чем говорят и стрелки на его карте). В нескольких часах ходьбы на его пути лежал город Бельск, где 22 июня располагался штаб 4-й армии. 23 июня штаб передислоцировался в Запруды – чуть северо-восточнее Кобрина, куда была отброшена 4-я армия от Бреста. Отсюда войска стали отступать по двум не сильно расходящимся направлениям: на Барановичи и на Слуцк, Бобруйск.
Да, Петру чудом удалось выжить в первые дни войны, но выход из страшного Белостокского котла - это только первый эпизод из военной биографии в котором он был на волосок от смерти. Первый, и как мы увидим ниже, далеко не последний.
В общем, выйдя из страшного окружения, Петр сразу попал «из огня да в полымя».
Судя по хронологии событий, где-то уже 6-7 июля Петр был в 66-м стрелковом корпусе 21-й армии.
Есть интересный кусочек из газеты. Петр спустя годы встретился со своим однополчанином – генерал-полковником Хачиком Минасовичем Амбаряном (в июле 1941 года был лейтенантом), который вместе с Петром в середине июля 1941 года участвовал в знаменитом контрнаступлении, в кровопролитных боях под Рогачево, где его рота 597 стрелкового полка прикрывала отход частей 63-го стрелкового корпуса 121-й армии. Вспоминали, как вместе ходили за «языками», а под Азаричами отбивали психическую атаку пьяных фашистов.
В июле 1941 года стал формироваться Центральный фронт (который просуществовал практически только в течение месяца - до 25 августа 1941 года).
С этого момента и до 1943 года судьба Петра будет связана с 3-й армией.
Во второй половине августа 1941 года в ожесточенном Смоленском сражении (которое на два месяца задержала наступление германских войск на Москву) Центральный фронт был разгромлен. (везло попадать под разгром, в самые горячие точки).
В октябре-декабре 3-я армия участвовала в Московском сражении. 30 сентября началось наступление немецких войск группы армий «Центр» на Москву.
«С 30 сентября по 23 октября 1941 года (Орловско-Брянская оборонительная операция) 3-я армия, занимавшая оборону в центре Брянского фронта, вела тяжелые бои в окружении в районе Трубчевска (опять окружение!). Но затем, пройдя 300 км по тылам врага (!) (по лесисто-болотистой местности, в условиях дождливой осенней погоды. На путях отхода советские войска уже ждали части 18-й танковой дивизии противника), она вышла из окружения, сохранив свою боеспособность».
Здесь просто необходимо привести письмо Петра родителям, написанное им 4 ноября 1941 года (ранее открытка от 2 ноября), судя по всему, из медчасти (чуть «причесанное», с купюрами, касающимися чисто семейных отношений):
«До последнего времени письма я писал Вам довольно аккуратно (увы, этих писем у нас нет), только вот с числа 05.10.41 прекратилась связь из-за причины, заставившей меня бродить до 01.11.41, пробиваясь к своим частям.
Конечно, пришлось преодолеть немало трудностей пока пробились к своим, но пробивались с боями, где пришлось уложить немало автоматчиков, пока добрались в расположение наших частей. Мне лично пришлось заколоть штыком немецкого часового, охранявшего танки, застрелить автоматчика, который довольно-таки основательно огрел меня прикладом по спине. Сколько же погибло от брошенных мною 3-х гранат, не знаю, не было времени наблюдать.
Документы пришлось уничтожать одному под градом пуль и разрывов шрапнели и мин, но уничтожил все, хоть и пришлось отходить последним. Даже часть документов пронес в сумке, которая спасла меня от осколка, который застрял в ней.
Пришлось, конечно, туговато, был и голоден по пять суток, да еще немного пострадал от контузии, плюс удар прикладом в спину и марш километров 500, всё пешком (по ощущениям Петра, официально было пройдено 300 км), это так изнурительно, что три дня пришлось поваляться, собираясь с силами. По пути взял винтовку у тяжелораненого, который мне помог уничтожить автоматчика.
Прорывать пришлось 7 колец. Наш отряд (естественно, вначале не отряд) сумел уничтожить несколько колонн машин противника, 3 танка и много солдат и офицеров, едущих на этих машинах. Питались по деревням, вначале спасались в лесу, потом по хатам, где не было полицаев.
Нам досталось, в особенности, в одной лощинке, которую мы назвали долиной смерти. Пришлось идти по болотам по пояс в воде, вокруг же, как на маскараде, обвивали нас трассирующие пули и снаряды скорострельных пушек, но, несмотря на все трудности, прошли из наших работников 10 человек (возможно, сотрудников 8-го отдела).
Несмотря на потертости, приходилось в день делать 30-40 км (простим за небольшую прибавку). Выходили из окружения 22 дня. По ужаснейшей грязи Орловской области, я такой грязи еще не видел, застревают даже тракторы. Сейчас нахожусь в г. Ефремов Тульской области. После лесов как-то дико в городе, хотя и город небольшой.
У себя приметил хорошую сторону – при большой опасности появляется исключительное хладнокровие, идешь почти в полный рост по полю, под пулями и думаешь лишь об одном, лишь бы не ранили, пусть лучше убьет. Сейчас вспоминаю как во сне.
Здоровье восстанавливается с поразительной быстротой, уже опять работаю по своей специальности. За храбрость и отвагу меня хотят представить к правительственной награде, к медали, посмотрим, что выйдет».
Несомненно, это письмо может служить историческим документом. И еще раз смерть обошла Петра стороной (и снова с «небольшой» контузией).
За эту операцию Петр был награжден медалью «За боевые заслуги». (из характеристики: «…лично уничтожил несколько вражеских солдат и вынес из окружения документы шифроотдела».)
Следует отметить особенности писем с фронта. Чтобы их пропустила цензура (все они читались ею, вычеркивалась «лишняя» информация) всегда в письмах присутствовали предложения о том, что враг скоро будет разбит, что будем биться до последней капли крови, если будет нужно, отдадим жизнь за нашу Родину, что не сломить силу народную и т.п. (несомненно, цитаты из листовок и газет). Не приветствовалось написание слова «ранение» (Петр ни разу это слово не написал), информация о потерях и т.д. Но иногда можно прочесть между строк. В частности, в вышеприведенном письме о потерях нет ничего. Но уничтожить большое количество техники могло только крупное соединение, которое было, скорее всего, только в начале окружения. Что от этого соединения осталось, можно судить по любопытной фразе - «вначале спасались в лесу, потом по хатам, где не было полицаев». Заметьте, спасались, а полицаев могли опасаться только разрозненные небольшие группы. В официальных же источниках: «выход с боями из окружения». Вот так!
Спустя почти три года, Петр, вспоминая лишения и трудности прошедших годов, в одном из писем с фронта вновь возвращается о времени Орловско-Брянской операции: «Ведь раз была у меня минута, где я считал все кончено - кругом в нескольких метрах от меня и моего друга находились немцы, я уже хотел подорвать себя гранатой, но я с другом чудом пробил себе путь гранатами, которые оставил для себя. Мой друг (1918 года рождения) буквально за 5 минут поседел наполовину. Приходилось спать и на снегу, и мокрым с ног до головы, и не спать по 3 суток - но все это прошлое, все это пережито и сейчас просто вспоминается, как во сне».
«После перехода Красной Армии в контрнаступление под Москвой 3-я армия участвовала в Тульской и Елецкой (с 6 по 16 декабря 1941) операциях. В дальнейшем до лета 1943 года занимала оборонительные позиции».
Вот эта последняя фраза мне очень понравилась. Дальнейшее покажет – что подразумевается под оборонительными позициями.
Здесь надо сделать некоторое отступление. В 60-70 годы прошлого века стали очень популярными встречи ветеранов (9 мая) на Красной площади. Съезжались они многими тысячами из разных уголков страны. Об этих встречах писали, их показывали по телевизору. Обычно ветераны писали на табличках свои подразделения и так отыскивали своих фронтовых однополчан.
Несколько раз ездил и Петр. Каждый раз после этого, возвращаясь домой (в Ташкент или Баку), он заезжал к нам (в Тбилиси). И всегда я видел его расстроенное лицо. Спрашивал, отчего это? «Да опять никого не нашел, - отвечал Петр. – Нет, с друзьями последнего года войны я встречаюсь, переписываюсь. Но мне было интересно найти хоть кого-нибудь из первых формирований, 1941 или хотя бы 1942 года. Хоть одного человека. За столько лет – никого! Нет, больше ездить не буду. Не имеет смысла».
Тогда я удивлялся. А теперь понимаю, почему Петр не мог никого найти. Да просто никого не осталось! Те части, где служил Петр, постоянно попадали в окружение, все время были на передовой, в самых горячих точках. Вообще из окружений мало кто выбирался, а если и выходили какие-то части, то скорее лишь их небольшие остатки. Части пополнялись, переформировывались и вновь попадали в месиво кровавых боев. И так много раз.
Итак, я остановился на том, что к началу 1942 года 3-я армия стала занимать оборонительные позиции. Давайте разберем, насколько они были «оборонительными».
Известно, что смена командующих армией чаще всего происходит не от хорошей жизни. За указанный срок 3-й армией командовали:
генерал-майор Крейзер Я.Г. (25 августа – 13 декабря 1941 г.);
генерал-лейтенант Пшенников П.С. (13 – 28 декабря 1941 г., погиб);
генерал-лейтенант Батов П.И. (28 декабря 1941 г. – 11 февраля 1942 г.);
генерал-майор Жмаченко Ф.Ф. (11 февраля – 12 мая 1942 г.);
генерал-лейтенант Корзун П.П. (12 мая 1942 г. – 26 июня 1943 г.);
А теперь ознакомьтесь с официальной информацией, от которой глаза лезут на лоб: «При наступлении, начиная с декабря месяца, 3-я армия новых соединений не получила. В декабре, наоборот, у нее забрали кавдивизии. По донесению Черевиченко Я.Т. обе армии 3-я и 13-я, вместе на 200 км фронта (!) по состоянию на 8 января 1942 года имели: штыков - 4500, станковых пулеметов - 117, ручных пулеметов - 149, минометов - 47, орудий дивизионной артиллерии - 82, орудий полковых и 45 мм - 19. По сути это не фронт, а усиленная дивизия. Боевой состав дивизий как 3-й, так и 13-й армии составлял 400-800 человек». (Это все, что осталось после проведенных операций!)
И тут 3-я армия приступила к Болховской наступательной операции (с 8 января по 20 апреля 1942), которая с чьей-то легкой руки также вошла в понятие «обороны».
«Высота 203,5 возле Кривцово считалась «ключом» к Болхову и, как следствие, к Орлу. Оборона немцев здесь была глубоко эшелонирована, с тремя рубежами сопротивления. Первый проходил сразу же по берегу Оки, второй перед взлобьем, а третий, самый прочный, вокруг населенных пунктов Чегодаево, Фетищево, Кривцово, Фатнево, Хмелевая. Траншеи в полный рост на каждом рубеже тянулись в 2-3 линии. На каждом изгибе через 20-30 м. пулеметные гнезда. Дзоты и блиндажи имели от 4 до 12 накатов. Кроме того, проволочные заграждения и минные поля. Между второй и третьей линией обороны и вокруг деревень были созданы прочные опорные пункты. Хорошо подготовленные к круговой обороне, они прикрывались сплошным фронтальным и фланговым огнем. На каждый опорный пункт приходилось 10-15 огневых точек: крупнокалиберные пулеметы, противотанковая артиллерия, минометы, танки в окопах. У себя за спиной немцы держали дальнобойные орудия и гаубицы, тяжелые минометы». И это всё мы атаковали подтягивающимися подкреплениями!
«Болховская наступательная операция была абсолютно безрезультатна. В виду бесплодности и больших потерь в ходе операции о ней до недавнего времени было ничего не известно. И только в 1993 г. в книге «Гриф секретности снят…» под редакцией Г.Ф. Кривошеева она впервые упоминается как крупная фронтовая операция ВОВ. Войска Брянского и левого крыла Западного фронтов в конечном итоге не освободили ни метра оккупированной территории, а их потери составили около ста тысяч человек».
После боев по местам временно отвоеванных рубежей проходили санитары и «похоронные бригады». Зачастую немцы в них не стреляли. А хоронили павших солдат просто (по воспоминаниям очевидца): толом или шашками взрывали мерзлую землю, стаскивали в образовавшуюся воронку тела, и всё это закапывали. Ни крестов, ни надгробий, ничего... Именно поэтому у нас столько «бесследно пропавших».
«Эти бои часто характеризуются как «бессмысленная бойня», и о них мало кто вспоминает, поскольку орловскую группировку противника не удалось уничтожить, а Орел и Брянск взять не удалось. Потери же были большие. 3-я армия, не выходившая из боев уже несколько месяцев и не получившая достаточного усиления, не могла взломать оборону противника».
Вот воспоминание одного из очевидцев того времени: «Каждую ночь дивизия получала маршевое пополнение, оно немедленно вводилось в бой и сгорало в бесчисленных и бессмысленных атаках… Подготовим атаку, поднимемся, пройдем немного – немцы нам по носу. Сильнейший пулеметный огонь, местность открытая, и все пристреляно до метра. Через час-два снова начинаем атаку после жиденькой артподготовки, снова отобьют. И так несколько дней подряд. И ночью и днем. Люди лежали в снегу сутками, а сверху приказ, еще приказ – наступать, наступать...»
Теперь вновь сделаю некоторое отступление. Именно к этим бессмысленным кровавым боям я отношу одну из историй, которую рассказал мне Петр. Историю дикую своей нелепостью.
«Наши части постоянно атаковали. Только подходит подкрепление, сразу его бросают в бой. Как оно подошло, с каким вооружением, никого не интересовало. И так уж случилось, что сформированный из молодых ребят полк был доставлен к нам без оружия. Оно затерялось где-то по пути, и его не успели раздать новобранцам. А приказ поступил – в бой! И в 3-4 цепочки, в полный рост, полк пошел в бой. Впереди первая цепочка «ветеранов» (те, кто на фронте уже более месяца). С автоматами и винтовками. А за ними цепочки молодых солдат без оружия! Кто из первой цепочки падал, его оружие поднимал следующий за ним и становился на его место. Столь «массированная» атака, естественно, была отбита. Полк был практически уничтожен, не дойдя даже до первых рубежей немецкой обороны».
Расскажи это кто другой, не поверил бы. Но думается, что такие «казусы» случались и на других фронтах.
«В дальнейшем 3-я армия в составе Брянского фронта принимала участие в Воронежско-Ворошиловградской оборонительной операции (июнь-июль 1942, с нашей стороны участвовало 1,31 млн. человек, потери – 568 347 человек – половина состава), до августа продолжила оборонительную операцию на Воронежском и Валуйско-Россошальском направлениях».
Как пишут исследователи - «В последующем, обороняя занятый рубеж, войска армии периодически предпринимали наступательные действия с ограниченными целями». Это как бы бои «местного значения». Понятно.
Вот такую «оборону» 3-я армия держала до начала 1943 года.
Интересны некоторые выдержки из писем в период первой военной зимы:
- Морозы на меня не действуют, одет я тепло, даже сверх тепло (это для родителей), приблизительно так: шинель, ватные брюки и куртка, валенки, меховая жилетка, шерстяная гимнастерка, суконные брюки, шерстяной свитер, теплое белье, шапка ушанка, шерстяной подшлемник и валенные портянки. Немцы же по-прежнему ходят в пилотках (это уже, скорее, для цензуры), ворованных шалях. Все вшивые, одеты черт знает во что, почти во всё дамское, прямо смех берет. Началась настоящая русская зима, так что немцам теперь капут, как выражаются пленные «дер Гансы», как мы их называем. Им теперь идти некуда, они оторвались от своей страны на 2-3 тысячи км, а зимой протопать это расстояние в таком состоянии, в каком сейчас войска Гитлера, невозможно. Да мы и не дадим им уйти, у нас земли для всех хватит, так и быть, выделим для каждого по 2 м в длину и 1 в ширину.
- Вот уже полгода воюю, и время прошло незаметно, хотя и пришлось пережить более, чем пережил за всю свою молодую жизнь.
- Сообщите, как у вас там течет жизнь, сообщите кое-какие цены на мясо, молоко, сколько получаете хлеба, эти все сведения получают ребята, это писать можно.
Далее - из письма, датированного 13 апреля 1942 года:
- За последние дни имею много свободного времени, потому что нахожусь... далее слово вычеркнуто цензурой. Возможно, «в медсанбате» и т.п.
- Вчера была так называемая «пасха» и, между прочим, неудачный день для меня лично, потому что только сейчас я очухался от разорвавшегося пасхального гостинца. Мне просто повезло, он разорвался в каких-нибудь 10-12 метрах, но меня не задел даже осколками. Отделался только тем, что спланировал метров 5-6 и кирпичом зацепило за спину, но это мне не привыкать. Аналогичный случай, почти такой же, был и раньше, прямо почти точь-в-точь, только сейчас пришлось часика два отлежаться, как раз угодил в артиллеристский шквал.
- Концерт войны не прекращается ни днем, ни ночью, а когда стихает на 1-2 часа, то как-то становится жутко.
Заметили, как мягко написано - «спланировал метров 5-6 и кирпичом зацепило за спину». Написал не «отбросило» или «отшвырнуло», а «спланировал»! И «зацепило за спину», а не «шарахнуло по спине»! Даже просто представить себе трудно это «планирование», а уж перенести это - тем более. Кстати, здесь Петр что-то темнит, видимо, не хочет беспокоить родных. Ведь письмо датировано 13 апреля, а пасха была 5 апреля. Значит, все-таки недельку провалялся, приходя в себя.
Тут необходима еще одна очень важная вставка.
В 1942 году (исходя из наградных листов) в период так называемых «оборонительных позиций». Петр получил сильнейшую контузию. В личном деле Петра, присланного из Минска, я обнаружил точную дату – 17 марта 1942 года (в документе написано - находился в опергруппе штаба 3 армии). Но, на мой взгляд, эта дата не совсем точна, поскольку очередное письмо домой было Петром отправлено 22 марта, а контузия была столь значительной, что писать через 5 дней он просто не мог. Скорее всего, это то число, когда он стал себя чувствовать лучше, и опасность его смерти прошла. Эту дату врачи и занесли в журнал (теперь становится понятным, что имел в виду Петр, говоря про «аналогичный случай, почти такой же, был и раньше, прямо почти точь-в-точь»).
Теперь о самой контузии (по рассказам очевидцев – санитарки и солдат). Это было во время одной из атак, в которых Петр принимал участие. Атака закончилась. На отвоеванный клочок земли были направлены санитары и солдаты (не правда ли ситуация похожа на ранее описанную?). Солдаты хоронили убитых и собирали оружие, санитары искали раненных. У воронки от взрыва один из солдат заметил сапог, торчащий из кучи отвала земли. Сапог был хороший, почти новый. Солдат, чьи сапоги оставляли желать лучшего, решил вытащить погибшего и завладеть его обувью. Он вытащил офицера и уже стал снимать с него сапоги. Мимо проходила санитарка. Она, как потом сама говорила, почти автоматически наклонилась над молодым человеком и прижала ухо к его груди. И чудо! Она услышала один сердечный удар. О сапогах сразу забыли. Петра (а это был он) быстро погрузили на носилки и доставили в санчасть. Оттуда в госпиталь. Подсчитали, что пролежал он под землей более трех с половиной часов.
Больших ранений на Петре не было, лишь несколько осколков, но он был в глубокой контузии – не видел, не слышал, практически не дышал. Не могу утверждать, но говорили, что его сердце делало 3-4 удара в минуту.
Только через две недели функции организма восстановились. Сначала вернулось зрение (так рассказывал Петр), функции глотания, еще через неделю стал восстанавливаться слух. Хуже всего было с речью. Его выписали из госпиталя с сильнейшим заиканием. Проходило оно долго. И все-таки немного осталась на всю жизнь, особенно когда Петр нервничал.
Это еще один случай, в котором Петр чудом остался жив.
Судя по хронологии событий, где-то уже 6-7 июля Петр был в 66-м стрелковом корпусе 21-й армии.
Есть интересный кусочек из газеты. Петр спустя годы встретился со своим однополчанином – генерал-полковником Хачиком Минасовичем Амбаряном (в июле 1941 года был лейтенантом), который вместе с Петром в середине июля 1941 года участвовал в знаменитом контрнаступлении, в кровопролитных боях под Рогачево, где его рота 597 стрелкового полка прикрывала отход частей 63-го стрелкового корпуса 121-й армии. Вспоминали, как вместе ходили за «языками», а под Азаричами отбивали психическую атаку пьяных фашистов.
В июле 1941 года стал формироваться Центральный фронт (который просуществовал практически только в течение месяца - до 25 августа 1941 года).
С этого момента и до 1943 года судьба Петра будет связана с 3-й армией.
Во второй половине августа 1941 года в ожесточенном Смоленском сражении (которое на два месяца задержала наступление германских войск на Москву) Центральный фронт был разгромлен. (везло попадать под разгром, в самые горячие точки).
В октябре-декабре 3-я армия участвовала в Московском сражении. 30 сентября началось наступление немецких войск группы армий «Центр» на Москву.
«С 30 сентября по 23 октября 1941 года (Орловско-Брянская оборонительная операция) 3-я армия, занимавшая оборону в центре Брянского фронта, вела тяжелые бои в окружении в районе Трубчевска (опять окружение!). Но затем, пройдя 300 км по тылам врага (!) (по лесисто-болотистой местности, в условиях дождливой осенней погоды. На путях отхода советские войска уже ждали части 18-й танковой дивизии противника), она вышла из окружения, сохранив свою боеспособность».
Здесь просто необходимо привести письмо Петра родителям, написанное им 4 ноября 1941 года (ранее открытка от 2 ноября), судя по всему, из медчасти (чуть «причесанное», с купюрами, касающимися чисто семейных отношений):
«До последнего времени письма я писал Вам довольно аккуратно (увы, этих писем у нас нет), только вот с числа 05.10.41 прекратилась связь из-за причины, заставившей меня бродить до 01.11.41, пробиваясь к своим частям.
Конечно, пришлось преодолеть немало трудностей пока пробились к своим, но пробивались с боями, где пришлось уложить немало автоматчиков, пока добрались в расположение наших частей. Мне лично пришлось заколоть штыком немецкого часового, охранявшего танки, застрелить автоматчика, который довольно-таки основательно огрел меня прикладом по спине. Сколько же погибло от брошенных мною 3-х гранат, не знаю, не было времени наблюдать.
Документы пришлось уничтожать одному под градом пуль и разрывов шрапнели и мин, но уничтожил все, хоть и пришлось отходить последним. Даже часть документов пронес в сумке, которая спасла меня от осколка, который застрял в ней.
Пришлось, конечно, туговато, был и голоден по пять суток, да еще немного пострадал от контузии, плюс удар прикладом в спину и марш километров 500, всё пешком (по ощущениям Петра, официально было пройдено 300 км), это так изнурительно, что три дня пришлось поваляться, собираясь с силами. По пути взял винтовку у тяжелораненого, который мне помог уничтожить автоматчика.
Прорывать пришлось 7 колец. Наш отряд (естественно, вначале не отряд) сумел уничтожить несколько колонн машин противника, 3 танка и много солдат и офицеров, едущих на этих машинах. Питались по деревням, вначале спасались в лесу, потом по хатам, где не было полицаев.
Нам досталось, в особенности, в одной лощинке, которую мы назвали долиной смерти. Пришлось идти по болотам по пояс в воде, вокруг же, как на маскараде, обвивали нас трассирующие пули и снаряды скорострельных пушек, но, несмотря на все трудности, прошли из наших работников 10 человек (возможно, сотрудников 8-го отдела).
Несмотря на потертости, приходилось в день делать 30-40 км (простим за небольшую прибавку). Выходили из окружения 22 дня. По ужаснейшей грязи Орловской области, я такой грязи еще не видел, застревают даже тракторы. Сейчас нахожусь в г. Ефремов Тульской области. После лесов как-то дико в городе, хотя и город небольшой.
У себя приметил хорошую сторону – при большой опасности появляется исключительное хладнокровие, идешь почти в полный рост по полю, под пулями и думаешь лишь об одном, лишь бы не ранили, пусть лучше убьет. Сейчас вспоминаю как во сне.
Здоровье восстанавливается с поразительной быстротой, уже опять работаю по своей специальности. За храбрость и отвагу меня хотят представить к правительственной награде, к медали, посмотрим, что выйдет».
Несомненно, это письмо может служить историческим документом. И еще раз смерть обошла Петра стороной (и снова с «небольшой» контузией).
За эту операцию Петр был награжден медалью «За боевые заслуги». (из характеристики: «…лично уничтожил несколько вражеских солдат и вынес из окружения документы шифроотдела».)
Следует отметить особенности писем с фронта. Чтобы их пропустила цензура (все они читались ею, вычеркивалась «лишняя» информация) всегда в письмах присутствовали предложения о том, что враг скоро будет разбит, что будем биться до последней капли крови, если будет нужно, отдадим жизнь за нашу Родину, что не сломить силу народную и т.п. (несомненно, цитаты из листовок и газет). Не приветствовалось написание слова «ранение» (Петр ни разу это слово не написал), информация о потерях и т.д. Но иногда можно прочесть между строк. В частности, в вышеприведенном письме о потерях нет ничего. Но уничтожить большое количество техники могло только крупное соединение, которое было, скорее всего, только в начале окружения. Что от этого соединения осталось, можно судить по любопытной фразе - «вначале спасались в лесу, потом по хатам, где не было полицаев». Заметьте, спасались, а полицаев могли опасаться только разрозненные небольшие группы. В официальных же источниках: «выход с боями из окружения». Вот так!
Спустя почти три года, Петр, вспоминая лишения и трудности прошедших годов, в одном из писем с фронта вновь возвращается о времени Орловско-Брянской операции: «Ведь раз была у меня минута, где я считал все кончено - кругом в нескольких метрах от меня и моего друга находились немцы, я уже хотел подорвать себя гранатой, но я с другом чудом пробил себе путь гранатами, которые оставил для себя. Мой друг (1918 года рождения) буквально за 5 минут поседел наполовину. Приходилось спать и на снегу, и мокрым с ног до головы, и не спать по 3 суток - но все это прошлое, все это пережито и сейчас просто вспоминается, как во сне».
«После перехода Красной Армии в контрнаступление под Москвой 3-я армия участвовала в Тульской и Елецкой (с 6 по 16 декабря 1941) операциях. В дальнейшем до лета 1943 года занимала оборонительные позиции».
Вот эта последняя фраза мне очень понравилась. Дальнейшее покажет – что подразумевается под оборонительными позициями.
Здесь надо сделать некоторое отступление. В 60-70 годы прошлого века стали очень популярными встречи ветеранов (9 мая) на Красной площади. Съезжались они многими тысячами из разных уголков страны. Об этих встречах писали, их показывали по телевизору. Обычно ветераны писали на табличках свои подразделения и так отыскивали своих фронтовых однополчан.
Несколько раз ездил и Петр. Каждый раз после этого, возвращаясь домой (в Ташкент или Баку), он заезжал к нам (в Тбилиси). И всегда я видел его расстроенное лицо. Спрашивал, отчего это? «Да опять никого не нашел, - отвечал Петр. – Нет, с друзьями последнего года войны я встречаюсь, переписываюсь. Но мне было интересно найти хоть кого-нибудь из первых формирований, 1941 или хотя бы 1942 года. Хоть одного человека. За столько лет – никого! Нет, больше ездить не буду. Не имеет смысла».
Тогда я удивлялся. А теперь понимаю, почему Петр не мог никого найти. Да просто никого не осталось! Те части, где служил Петр, постоянно попадали в окружение, все время были на передовой, в самых горячих точках. Вообще из окружений мало кто выбирался, а если и выходили какие-то части, то скорее лишь их небольшие остатки. Части пополнялись, переформировывались и вновь попадали в месиво кровавых боев. И так много раз.
Итак, я остановился на том, что к началу 1942 года 3-я армия стала занимать оборонительные позиции. Давайте разберем, насколько они были «оборонительными».
Известно, что смена командующих армией чаще всего происходит не от хорошей жизни. За указанный срок 3-й армией командовали:
генерал-майор Крейзер Я.Г. (25 августа – 13 декабря 1941 г.);
генерал-лейтенант Пшенников П.С. (13 – 28 декабря 1941 г., погиб);
генерал-лейтенант Батов П.И. (28 декабря 1941 г. – 11 февраля 1942 г.);
генерал-майор Жмаченко Ф.Ф. (11 февраля – 12 мая 1942 г.);
генерал-лейтенант Корзун П.П. (12 мая 1942 г. – 26 июня 1943 г.);
А теперь ознакомьтесь с официальной информацией, от которой глаза лезут на лоб: «При наступлении, начиная с декабря месяца, 3-я армия новых соединений не получила. В декабре, наоборот, у нее забрали кавдивизии. По донесению Черевиченко Я.Т. обе армии 3-я и 13-я, вместе на 200 км фронта (!) по состоянию на 8 января 1942 года имели: штыков - 4500, станковых пулеметов - 117, ручных пулеметов - 149, минометов - 47, орудий дивизионной артиллерии - 82, орудий полковых и 45 мм - 19. По сути это не фронт, а усиленная дивизия. Боевой состав дивизий как 3-й, так и 13-й армии составлял 400-800 человек». (Это все, что осталось после проведенных операций!)
И тут 3-я армия приступила к Болховской наступательной операции (с 8 января по 20 апреля 1942), которая с чьей-то легкой руки также вошла в понятие «обороны».
«Высота 203,5 возле Кривцово считалась «ключом» к Болхову и, как следствие, к Орлу. Оборона немцев здесь была глубоко эшелонирована, с тремя рубежами сопротивления. Первый проходил сразу же по берегу Оки, второй перед взлобьем, а третий, самый прочный, вокруг населенных пунктов Чегодаево, Фетищево, Кривцово, Фатнево, Хмелевая. Траншеи в полный рост на каждом рубеже тянулись в 2-3 линии. На каждом изгибе через 20-30 м. пулеметные гнезда. Дзоты и блиндажи имели от 4 до 12 накатов. Кроме того, проволочные заграждения и минные поля. Между второй и третьей линией обороны и вокруг деревень были созданы прочные опорные пункты. Хорошо подготовленные к круговой обороне, они прикрывались сплошным фронтальным и фланговым огнем. На каждый опорный пункт приходилось 10-15 огневых точек: крупнокалиберные пулеметы, противотанковая артиллерия, минометы, танки в окопах. У себя за спиной немцы держали дальнобойные орудия и гаубицы, тяжелые минометы». И это всё мы атаковали подтягивающимися подкреплениями!
«Болховская наступательная операция была абсолютно безрезультатна. В виду бесплодности и больших потерь в ходе операции о ней до недавнего времени было ничего не известно. И только в 1993 г. в книге «Гриф секретности снят…» под редакцией Г.Ф. Кривошеева она впервые упоминается как крупная фронтовая операция ВОВ. Войска Брянского и левого крыла Западного фронтов в конечном итоге не освободили ни метра оккупированной территории, а их потери составили около ста тысяч человек».
После боев по местам временно отвоеванных рубежей проходили санитары и «похоронные бригады». Зачастую немцы в них не стреляли. А хоронили павших солдат просто (по воспоминаниям очевидца): толом или шашками взрывали мерзлую землю, стаскивали в образовавшуюся воронку тела, и всё это закапывали. Ни крестов, ни надгробий, ничего... Именно поэтому у нас столько «бесследно пропавших».
«Эти бои часто характеризуются как «бессмысленная бойня», и о них мало кто вспоминает, поскольку орловскую группировку противника не удалось уничтожить, а Орел и Брянск взять не удалось. Потери же были большие. 3-я армия, не выходившая из боев уже несколько месяцев и не получившая достаточного усиления, не могла взломать оборону противника».
Вот воспоминание одного из очевидцев того времени: «Каждую ночь дивизия получала маршевое пополнение, оно немедленно вводилось в бой и сгорало в бесчисленных и бессмысленных атаках… Подготовим атаку, поднимемся, пройдем немного – немцы нам по носу. Сильнейший пулеметный огонь, местность открытая, и все пристреляно до метра. Через час-два снова начинаем атаку после жиденькой артподготовки, снова отобьют. И так несколько дней подряд. И ночью и днем. Люди лежали в снегу сутками, а сверху приказ, еще приказ – наступать, наступать...»
Теперь вновь сделаю некоторое отступление. Именно к этим бессмысленным кровавым боям я отношу одну из историй, которую рассказал мне Петр. Историю дикую своей нелепостью.
«Наши части постоянно атаковали. Только подходит подкрепление, сразу его бросают в бой. Как оно подошло, с каким вооружением, никого не интересовало. И так уж случилось, что сформированный из молодых ребят полк был доставлен к нам без оружия. Оно затерялось где-то по пути, и его не успели раздать новобранцам. А приказ поступил – в бой! И в 3-4 цепочки, в полный рост, полк пошел в бой. Впереди первая цепочка «ветеранов» (те, кто на фронте уже более месяца). С автоматами и винтовками. А за ними цепочки молодых солдат без оружия! Кто из первой цепочки падал, его оружие поднимал следующий за ним и становился на его место. Столь «массированная» атака, естественно, была отбита. Полк был практически уничтожен, не дойдя даже до первых рубежей немецкой обороны».
Расскажи это кто другой, не поверил бы. Но думается, что такие «казусы» случались и на других фронтах.
«В дальнейшем 3-я армия в составе Брянского фронта принимала участие в Воронежско-Ворошиловградской оборонительной операции (июнь-июль 1942, с нашей стороны участвовало 1,31 млн. человек, потери – 568 347 человек – половина состава), до августа продолжила оборонительную операцию на Воронежском и Валуйско-Россошальском направлениях».
Как пишут исследователи - «В последующем, обороняя занятый рубеж, войска армии периодически предпринимали наступательные действия с ограниченными целями». Это как бы бои «местного значения». Понятно.
Вот такую «оборону» 3-я армия держала до начала 1943 года.
Интересны некоторые выдержки из писем в период первой военной зимы:
- Морозы на меня не действуют, одет я тепло, даже сверх тепло (это для родителей), приблизительно так: шинель, ватные брюки и куртка, валенки, меховая жилетка, шерстяная гимнастерка, суконные брюки, шерстяной свитер, теплое белье, шапка ушанка, шерстяной подшлемник и валенные портянки. Немцы же по-прежнему ходят в пилотках (это уже, скорее, для цензуры), ворованных шалях. Все вшивые, одеты черт знает во что, почти во всё дамское, прямо смех берет. Началась настоящая русская зима, так что немцам теперь капут, как выражаются пленные «дер Гансы», как мы их называем. Им теперь идти некуда, они оторвались от своей страны на 2-3 тысячи км, а зимой протопать это расстояние в таком состоянии, в каком сейчас войска Гитлера, невозможно. Да мы и не дадим им уйти, у нас земли для всех хватит, так и быть, выделим для каждого по 2 м в длину и 1 в ширину.
- Вот уже полгода воюю, и время прошло незаметно, хотя и пришлось пережить более, чем пережил за всю свою молодую жизнь.
- Сообщите, как у вас там течет жизнь, сообщите кое-какие цены на мясо, молоко, сколько получаете хлеба, эти все сведения получают ребята, это писать можно.
Далее - из письма, датированного 13 апреля 1942 года:
- За последние дни имею много свободного времени, потому что нахожусь... далее слово вычеркнуто цензурой. Возможно, «в медсанбате» и т.п.
- Вчера была так называемая «пасха» и, между прочим, неудачный день для меня лично, потому что только сейчас я очухался от разорвавшегося пасхального гостинца. Мне просто повезло, он разорвался в каких-нибудь 10-12 метрах, но меня не задел даже осколками. Отделался только тем, что спланировал метров 5-6 и кирпичом зацепило за спину, но это мне не привыкать. Аналогичный случай, почти такой же, был и раньше, прямо почти точь-в-точь, только сейчас пришлось часика два отлежаться, как раз угодил в артиллеристский шквал.
- Концерт войны не прекращается ни днем, ни ночью, а когда стихает на 1-2 часа, то как-то становится жутко.
Заметили, как мягко написано - «спланировал метров 5-6 и кирпичом зацепило за спину». Написал не «отбросило» или «отшвырнуло», а «спланировал»! И «зацепило за спину», а не «шарахнуло по спине»! Даже просто представить себе трудно это «планирование», а уж перенести это - тем более. Кстати, здесь Петр что-то темнит, видимо, не хочет беспокоить родных. Ведь письмо датировано 13 апреля, а пасха была 5 апреля. Значит, все-таки недельку провалялся, приходя в себя.
Тут необходима еще одна очень важная вставка.
В 1942 году (исходя из наградных листов) в период так называемых «оборонительных позиций». Петр получил сильнейшую контузию. В личном деле Петра, присланного из Минска, я обнаружил точную дату – 17 марта 1942 года (в документе написано - находился в опергруппе штаба 3 армии). Но, на мой взгляд, эта дата не совсем точна, поскольку очередное письмо домой было Петром отправлено 22 марта, а контузия была столь значительной, что писать через 5 дней он просто не мог. Скорее всего, это то число, когда он стал себя чувствовать лучше, и опасность его смерти прошла. Эту дату врачи и занесли в журнал (теперь становится понятным, что имел в виду Петр, говоря про «аналогичный случай, почти такой же, был и раньше, прямо почти точь-в-точь»).
Теперь о самой контузии (по рассказам очевидцев – санитарки и солдат). Это было во время одной из атак, в которых Петр принимал участие. Атака закончилась. На отвоеванный клочок земли были направлены санитары и солдаты (не правда ли ситуация похожа на ранее описанную?). Солдаты хоронили убитых и собирали оружие, санитары искали раненных. У воронки от взрыва один из солдат заметил сапог, торчащий из кучи отвала земли. Сапог был хороший, почти новый. Солдат, чьи сапоги оставляли желать лучшего, решил вытащить погибшего и завладеть его обувью. Он вытащил офицера и уже стал снимать с него сапоги. Мимо проходила санитарка. Она, как потом сама говорила, почти автоматически наклонилась над молодым человеком и прижала ухо к его груди. И чудо! Она услышала один сердечный удар. О сапогах сразу забыли. Петра (а это был он) быстро погрузили на носилки и доставили в санчасть. Оттуда в госпиталь. Подсчитали, что пролежал он под землей более трех с половиной часов.
Больших ранений на Петре не было, лишь несколько осколков, но он был в глубокой контузии – не видел, не слышал, практически не дышал. Не могу утверждать, но говорили, что его сердце делало 3-4 удара в минуту.
Только через две недели функции организма восстановились. Сначала вернулось зрение (так рассказывал Петр), функции глотания, еще через неделю стал восстанавливаться слух. Хуже всего было с речью. Его выписали из госпиталя с сильнейшим заиканием. Проходило оно долго. И все-таки немного осталась на всю жизнь, особенно когда Петр нервничал.
Это еще один случай, в котором Петр чудом остался жив.
С 15 декабря 1942 по 5 февраля 1943 года Петр был вызван в Москву, в учебно-резервный центр и включен в резерв 8 управления Генштаба.
В феврале 1943 года Петр был переведен в 69-ю армию. Здесь Петр прослужил до последних дней войны.
«В начале Курской (как же Курская дуга без дяди Пети?) стратегической оборонительной операции (5-23 июля 1943 г.) армия находилась во втором эшелоне Воронежского фронта (по карте – с юга защищая Прохоровку, куда и был нанесен первый и самый сильный удар) занимая рубеж в глубине обороны за 6-й гвардейской и 7-й гвардейской армиями. В последующем участвовала в отражении наступления ударной группировки немецких войск юго-восточнее Прохоровки. С 18 июля вела боевые действия в составе Степного фронта».
Маленькое отступление. Через несколько дней массированного мощного наступления немецких войск армия оказалась уже не в глубине обороны, а на ее передовых позициях. А участие в битве за Прохоровку говорит само за себя. Я как-то спросил Петра, а похожа эта битва на ту, которую показывают в кино? Не очень – ответил он. В кино все красиво и понятно: ровными рядами идут танки, пехота, размеренно происходят взрывы... Особенно, когда съемки производятся сверху. Может, так для кино и надо. На самом же деле там был ад, кровавая мешанина из людей и машин. Не поймешь где кто. Стоял постоянный вой от летящих снарядов, уханья взрывов, летящих самолетов, лязгающих танков. Все вокруг горело и дымилось. Вообще ничего не было видно. Сплошная серо-черная пелена.
Весь этот путь с 69-й армией можно четко проследить по карте Петра, на которой он рисовал свои передвижения. Почти за каждую проведенную операцию он отмечался орденом, медалью или именными благодарностями командования.
После окончания боевых действий 69-я армия находилась в составе Группы советских оккупационных войск в Германии, затем её полевое управление было передислоцировано в город Баку, где в августе 1945 года обращено на формирование управления Бакинского военного округа.
Проведем некоторые итоги военного пути Петра.
Начал войну Петр в звании сержанта, закончил - капитаном.
Если обобщенно подводить итог военного пути Петра Тимофеевича Самарина, можно сказать, что это был по-настоящему героический путь. Путь человека, беззаветно преданного своей Родине, своему народу, искренне верящего в грядущую победу и не жалевшего своей жизни для этой победы.
Петр множество раз попадал в окружение, в т.ч. самое страшное – под Брестом и Белостоком. Более шести раз был контужен. Один раз очень сильно (видимо, при Болховской наступательной операции), несколько раз послабее, о некоторых уже упоминалось, о других – ниже).
Множество раз был ранен, но не сильно и не любил говорить об этом. Особенно его «любили» осколки от снарядов.
Случаи из военной жизни Петра, рассказанные очевидцами, сослуживцами, самим Петром, пересказанные его сестрой, которой он доверял все свои перипетии жизни (большинство из этих рассказов хотя и реальны, но не датированы и не привязаны к точному месту действий, поскольку ранее не задумывалось их воспроизводить в печатном виде).
Случай 1.
Начну с этого случая, поскольку он был практически первым, пересказанным мне Петром. Датировать его можно практически любым днем из первых двух лет войны. Озвучу его от первого лица.
«Мы пережидали бомбежку. Она продолжалась не один час. Немцы вели ее размеренно, словно по часам – три минуты бомбежки, пять минут затишья (за точность периодов не гарантирую). Потом снова все повторялось. Как известно, бомбы в одно и то же место не попадают. Поскольку окопов рядом не было, лучшее, где можно было прятаться – воронки от бомб. В них обычно сидело по 5-6 человек. Мои соседи по воронке были какими-то скучными, все, насупившись, молчали, лишь изредка курили. Вообще не разговаривали. А из воронки метрах в тридцати доносилась игра на гармошке, изредка смех. Там явно было интереснее. При очередном затишье я решил перебежать к более веселой компании. И действительно, один из них играл (хотя и не очень грамотно) на гармошке, другие переговаривались, шутили. Отгремела очередная трехминутная канонада. Я приподнялся и крикнул ребятам из своей воронки, чтобы они шли сюда. Они, видимо, не услышали. Я побежал к ним. И оторопел на краю воронки: в нее повторно (!) влетел снаряд, прямым попаданием. Она стала глубже, но ничего живого там, естественно, уже не было. В подавленном состоянии я вернулся, но ничего ребятам говорить не стал, зачем их расстраивать».
Практически аналогичный случай произошел с Петром и в конце апреля 1944 года (он кратко описан в открытке с фронта от 2.5.44 г.) - «Сейчас идут у нас бои местного значения, но довольно-таки жестокие. За меня не беспокойтесь, меня не берет ничего. На днях нас бомбило 45 самолетов. Я как раз вышел в другую землянку, а в землянку, где был до этого я, попала прямым попаданием бомба. Ну, конечно, кто там был, там и остался, а я один из 8 остался счастливчиком - так что меня бережет судьба».
Случай 2.
Рассказ озвучен моей мамой. Вообще, довольно часто, когда я просил Петра рассказать что-либо из военной жизни, слышал от него: «Не люблю я это вспоминать. Спроси у Надины, она все мои случаи прекрасно знает».
Наши войска отступали. Петру и одному из молодых солдат было поручено сжечь штабные документы. Если хотя бы один из них попал бы к врагу, это грозило трибуналом. Петру и солдату оставили несколько канистр бензина, и части отошли. В траншее жечь документы было бессмысленно, она была по щиколотку наполнена водой. Лучше это стоило делать на бруствере, где было посуше, да и ветерок гулял. Подняли туда документы (а их было немало), облили бензином, подожгли. Но папки были слежавшиеся, влажные, да еще и дождик накрапывал. Все-таки бумаги разгорелись. Но этот огонь, видимо, узрели с противоположной стороны. Раз есть огонь, значит, есть люди. И немцы стали палить из минометов. Минуты через две один из снарядов разорвался неподалеку от костра, затушил его комьями земли, а папки разметал метров на десять. Пришлось вылезать из окопа, собирать их в кучу и вновь поджигать (благо, бензина хватало). Снова костер. И новый обстрел. Так продолжалось много раз. Настала ночь, но борьба с огнем и минометами продолжалась. Немцы, естественно, и подумать не могли, что там всего два человека. Не рисковали, не атаковали, а лишь бомбили. Может, ждали утра. Глубокой ночью, после многих часов борьбы, все бумаги наконец были сожжены. Петр с солдатом стали спешно отступать, догоняя своих. Где бежали по окопам, где ползли по неглубоким сапам. Лишь изредка поднимаясь, передвигались согнувшись и перебежками (вокруг постоянно свистели пули, изредка рвались снаряды или раздавались автоматные очереди. Догнали своих почти через сутки, ближе к вечеру.
В письмах Петра есть аналогичное воспоминание, касающееся периода Орловско-Брянской операции. Сходится и ситуация, и промозглое дождливое время. Единственное, в письме не сказано, что с ним кто-то был. Может, он просто солдата не упомянул?
Случай 3.
Этот случай, также касающийся документов, точно датирован – декабрь, река Зуша (где шли «оборонительные бои»). Он произошел, видимо, вскоре после выхода Петра из санчасти. Чуть подправив, пересказываю статью о Петре («Боевая слава»), напечатанную в Баку (газета «На страже, 15.04.1975).
Зима в тот год наступила рано. Стояли трескучие морозы. В одну из ночей Петру (уже лейтенанту) было приказано доставить документы в штаб дивизии, которая выдвинулась за реку Зушу, неподалеку от Мценска. Погрузили 15 мешков документов на ЗИС-5, покрытый тентом, и двинулись к реке. Прошли по льду, проверили его надежность. Решили, что выдержит. Грузовик медленно съехал на лед, сопровождавшие солдаты шли следом. Петр сидел рядом с водителем (Брюханов), но на всякий случай открыл дверцу. На середине реки лед вдруг затрещал, проломился и машина с водителем скрылась в дымящейся воде. Петр, успевший выскочить на лед, не обращая внимания на предупреждающие крики, бросился в воду. Через несколько секунд над полыньей показалась голова шофера, которого красноармейцы быстро вытащили на лед. Но надо было спасать документы. Петр один, без помощников (никто не решился) раз за разом нырял под воду, вытаскивал из под тента мешки и выбрасывал их на лед (пусть они промокли, главное, не пропали). Его, окончательно измотанного и промерзшего, вытащили на лед. Документы с охраной оставили на месте, а Петра, всего заиндевевшего, покрытого коркой льда, по дороге растирая ему лицо и руки, солдаты бегом стали сопровождать к ближайшему уцелевшему селу (водителя несли на руках, он совсем ослаб). Село оказалось лишь в семи километрах (думаю, преувеличено), да и от него осталось только две избы. В той, в которую вошли солдаты, оказалась пожилая женщина. Она согнала с занимавшей полкомнаты печки детей и, разместив там Петра, занялась его одеждой. К рассвету бойцы вытащили машину. Документы почти не пострадали, быстро образовавшаяся корка льда не дала им промокнуть. Они были доставлены в штаб почти вовремя.
Удивительно, но молодой организм Петра без последствий справился с таким стрессом. Тут следует упомянуть, что все дети Самариных, живших в Тбилиси у реки Куры, прекрасно плавали. Каждому из них это сильно помогло в жизни.
Случай 4.
Возможно, рядовой из происходивших в то время. Рассказывал сам Петр.
«Дело было осенью. Мы были в глубоком тылу, километрах в трех от передовой (для Петра это был глубокий тыл). Не помню зачем, мы с товарищем пошли в село. Возможно, за козьим молоком (которое Петр очень любил, спиртное он пил редко. Что разрешалось разведчикам, солдатам, не одобрялось в штабе. Лишь символически себе позволяли, празднуя очередную победу). Вышли из кустов на луг с пожухлой травой. Не прошли и двадцати метров, раздался еле слышный щелчок. Мой товарищ упал. Я тоже рядом с ним. Потрогал его шею, сердцебиения не было. Это был, несомненно, снайпер. Осмотрелся, не поднимая головы. Метрах в трехстах виднелась сохранившая колокольня. Несомненно, немец был там. Пробовать приблизиться к нему с имеющимся пистолетом – было глупо. Я по-пластунски, скрываясь в траве, пополз к кустам. Затем поднялся и, на всякий случай, согнувшись и петляя меж кустов, бросился в сторону нашей части. Первого, кого я увидел, был солдат из группы разведчиков. Я ему сразу рассказал о «кукушке» и указал направление. Уже через минуту видел, как с десяток бойцов бросились в ту сторону. Через пол часа они вернулись. «Кукушка» была нейтрализована, потерь не было.
Все закончились вроде хорошо. Хотя можно ли назвать хорошим концом потерю товарища? Я потом долго думал об этом. Нас было двое. У каждого было шансов 50 на 50. Снайпер выбрал его. Выходит, мой однополчанин спас меня. В который уже раз мне просто повезло».
Случай 5.
Случай, о котором Петр мало кому рассказывал. Стеснялся. Тем более, не говорил, когда и где это было.
Он и его сослуживцы ночевали в землянке. Ночь была тихой. Лишь изредка доносилось редкое уханье дальних орудий. Раз в полчаса раздавались взрывы, то в километре от землянки, то в полукилометре. Такое у передовой бывало очень часто. Петру захотелось по малой нужде (непонятно, чего здесь стесняться?) Он тихо оделся и вышел из землянки. Поскольку в части имелись и женщины, решил отойти подальше. Метрах в сорока от места ночлега чудом сохранилась каменная стена когда-то солидного строения. Петр зашел за нее. Тут раздался характерный свист и точно в промежуток между землянкой и стеной «прилетел» солидный снаряд. Взрыв землянке вреда не причинил, но его ударная волна обрушила стену прямо на Петра. Выскочили все, кто был. К счастью, кто-то не спал, и заметил, что Петр выходил. Его сразу стали искать. И нашли под грудой камней, из которой видны были лишь сапоги. Осторожно разобрали завал. Петр пришел в себя минут через пять. Он был жив и здоров, хотя обрушившиеся камни и кирпичи отметились хорошими синяками, да болело одно колено. Легкая контузия все же была, и Петр был направлен в медсанбат, откуда на следующий день был выписан.
Очередная, «стандартная» для Петра контузия. Интересно, что в середине 1944 года в письме с фронта Петр, чтобы не беспокоить родных, пишет им: «Без надобности ближе, как на 1/2 км. к передовой я не подхожу». Не известно, как часто была такая надобность, но и «тыл» в 1/2 км, как видим, для Петра не был гарантией спокойной жизни.
Случай 6.
Очередное, кратко мною описываемое событие тоже связано с контузией. Правда, оно более известно среди знакомых Петра.
По заданию штаба Петр прибыл в одно из подразделений армии. Спустился в землянку, где находился пункт связи и передал дежурному необходимые документы. Вышел, прошел метров двадцать пять. И в это время происходит прямое попадание снаряда в эту землянку. Слабенькое укрытие разметало в клочья. В живых никого не осталось. Петра оглушило, отбросило на десяток метров, в очередной раз осыпало порцией осколков. В сознание пришел он только в медчасти. Пока из него вытаскивали эти осколки и организм приходил в себя, пришлось там пролежать несколько дней.
Удивительно, словно Петр притягивал к себе эти шальные снаряды. Естественно, не так. Просто другие гибли от них, а Петр чудом этого избегал.
Случаи 7 и 8.
Кратко приведу еще два случая, наглядно подтверждающих вышеозвученное резюме. Практически без изменений копирую их из писем с фронта, написанных и датируемых Петром. Редкие письма. Обычно Петр (особенно при ранениях) всё сглаживал или скрывал.
- 2.5.1944 – «Мои дела идут хорошо. Сейчас у нас идут бои местного значения, хотя довольно-таки жестокие. Сплю по полтора-два часа в сутки, а чаще совсем не сплю - здоровье хорошее. За меня не беспокойтесь, меня не берет ничего. На днях нас бомбило множество самолетов. Я как раз вышел в другую землянку, а в землянку, где я был до этого, попала прямым попаданием бомба. Ну, конечно, кто там был, там и остался, а я один из 8 остался счастливчиком - так что меня бережет судьба».
- 22.8.1944 (были страшные бои при форсировании Вислы) – «За меня не беспокойтесь, я нахожусь большей частью в безопасности. Еду вперед, так что будет маленький перерыв в письмах. Посмотрю, что делается на том берегу великой польской реки. Там у нас плацдармчик, правда опасный, но меня хранит фортуна вот уже 3 года и 2 месяца. Сегодня получил от одного друга, москвича, письмо из госпиталя, парню не повезло, ранило в трех местах (между прочим, находился вместе со мной в одной комнате, когда разорвалась авиабомба около дома). Я отделался легким испугом, а ему сквозь стены вонзились три осколка».
Случай 9.
Событие, хорошо описанное в статье Петра «Мой первый в жизни вылет на самолете». Передаю с некоторыми сокращениями.
В ноябре 1941 года фашисты предприняли генеральное наступление на Москву. Прорвались через Сталиногорск (Новомосковск) на Каширу. В результате прорыва одна из дивизий 3-й армии, оборонявшая Сталиногорск, оказалась в окружении. Спецсвязь с нею прекратилась, поскольку, как выяснилось позже, прямым попаданием в землянку погиб офицер спецсвязи и все документы были уничтожены. Мне предстояло доставить в эту дивизию новые документы и организовать связь. Выделили двухместный «У-2», потом его называли «ПО-2», а фронтовики просто – «кукурузником».
Ночи ждать было некогда, тем более, что сплошной линии фронта не было. Вылетели днем с совершенно молодым и неопытным летчиком.
Летели на уровне 30-50 метров. Выше летали «Мессершмитты», охочие до наших беззащитных самолетов, на которых часто летало командование и пересылались документы. Летчик района не знал, ну а я тем более. Вскоре заблудились, полетели вдоль железной дороги, чтобы по названию станции определиться с местом нахождения. Нашли такой полустанок, исправили маршрут. Летя по нему, было необходимо пересечь шоссейную дорогу, по которой сплошным потоком двигались немецкие части в сторону Москвы. Мы летели над ними, но фашисты на нас не обращали внимания. Мне стало обидно, и перед необходимым для нас поворотом я бросил вниз гранату «РГД-33». Фашисты, там, куда она угодила, залегли, разбежались, но видя, что дальнейшей бомбежки не предвидится, стали усиленно нас обстреливать. Мы успели спрятаться за возвышенностью.
Однако, мое лихачество и небольшую панику на дороге заметил один из «Мессершмиттов», который стал снижаться и разворачиваться в нашу сторону. И меня и себя спас молодой летчик. Он снизился до 5-6 метров и стал облетать вокруг небольшой группы деревьев. Немецкий летчик этого не ожидал и потерял нас из виду.
В связи с этими выкрутасами мы вновь заблудились. Но тут летчик увидел на проселочной дороге человека и к моему удивлению посадил самолет на поляну недалеко от насмерть перепуганного старика. Узнав у него, где нужный нам населенный пункт, мы благополучно прибыли на место.
После посадки обнаружили в фюзеляже более десятка пробоин. К счастью, ни одна пуля не попала в двигатель. Дорого могло обойтись мне детское озорство.
Задание было выполнено, спецсвязь восстановлена. Самолет улетел, я остался в дивизии. Получив наилучшее направление вывода войск, дивизия в ближайшую ночь, громя тылы фашистов, почти без потерь вышла из окружения не к своей 3-й армии, как ожидали немцы и соответственно выставили заслоны, а к 50-й армии (оборонявшей Тулу) и перешла в ее распоряжение.
Я, передав документы новому офицеру спецсвязи, через несколько дней на попутных машинах вернулся к основному месту своей службы».
Вот так бывает. И опять пришлось выбираться из окружения.
Случай 10.
Район Франкфурта-на Одере, апрель 1945 года.
Река Одер вздулась весенним половодьем. На правом ее берегу гвардейская дивизия 69-й армии удерживала небольшой плацдарм. Радиосвязи не было. Начальник штаба поручил Петру в течение часа доставить в дивизию боевой приказ. Подобрали лучшую моторку. В нее сел Петр с 4-мя солдатами.
Ширина реки в месте переправы была около 200 метров, которые простреливались артиллерией и тяжелыми минометами противника. Прикинули, даже с максимальной скоростью лодка будет под огнем около двух минут.
От берега отходили на веслах. Когда нос лодки оказался точно по курсу, дали полный газ. Немцы быстро среагировали, вокруг сразу стали вздыматься фонтаны воды. Берег приближался. Когда до него осталось метров десять, очередной взрыв перевернул лодку. К счастью было уже неглубоко. Петр поднял руку с водонепроницаемой сумкой и выбежал на берег, прижался к дамбе, оглянулся. Лодка затонула, ее острый нос торчал из воды. Метрах в двадцати увидел одного из солдат, выбирающегося на берег. Других не было, воды Одера их поглотили.
Этот случай не раз был описан в печати. И в очередной раз Петру удалось избежать гибели.
Случай 11.
Это довольно известный случай, поскольку по нему проходило следствие. Расскажу его словами Петра. Дата и место никогда не озвучивались.
«Шло наступление наших войск. Мы в среднем за день передвигались вперед по 20-40 километров. Не успевали обустроиться, вновь приходилось переезжать. Вот раз, в жаркий летний день, вновь меняя дислокацию, достигли очередной деревни. Точнее того, что от нее осталось. А это были три близкостоящих стареньких деревянных дома на окраине села. Прибыли мы первым из штабных грузовиков. Несколько сотрудников штаба и взвод солдат. Стали размещаться. Пока солдаты доставали и распаковывали наше оборудование, я взглянул на карту. По соседству, менее чем в километре, протекала речушка. Рядом сидела наша радистка, уныло наблюдавшая за копошащимися солдатами и изредка подгонявшая их. Я предложил ей прогуляться до реки, возможно, освежиться от жары и смыть с себя дорожную пыль. Она с охотой согласилась, пятиминутное купание и дорога туда и обратно заняли бы не более сорока минут.
Мы вышли, захватив с собой полотенца, и направились к реке. Прошли примерно половину пути, когда вдруг раздался страшнейший взрыв. Такого я больше никогда не слышал. Мы автоматически пригнулись, потом обернулись. За нами стоял черных столб огня и взлетевшей земли. Мы упали на землю, но обломки, остатки взрыва до нас не долетели. Бросились обратно. Картина была страшная. Огромный взрыв разметал все три дома, и всё, что находилось рядом. Останки искореженного грузовика, стоявшего у намечающейся для штаба избы, виднелся метрах в пятидесяти. Все горело и дымилось.
Где-то через час подъехали другие штабные грузовики. Сразу началось расследование случившегося. Потом узнал, что оно длилось не одну неделю. Виновных не нашли. Было решено, что прибывший с нами грузовик с минами и снарядами, разворачиваясь, задел за дом. Боеприпасы сдетонировали и одновременно взорвались. Погибли все, кто приехал с нами, от штабного авангарда и солдат взвода остались только мы с радисткой. Меня с нею, обалдевших от случившегося, опрашивали лишь минут пять. Потом отпустили, посчитав, что на сегодня с нас достаточно. Но и потом больше не тревожили, правильно сочтя, что эта легкомысленная прогулка к речке просто спасла нам жизнь».
Что сказать. Ангел-хранитель вновь уберег Петра.
Я, как смог, пересказал военные годы Петра, его страшный четырехлетний путь. Не менее шести контузий, множество ранений. Полевые медсанбаты, госпитали... и снова передовая. И пусть никто не скажет, что человек, зачисленный в штаб, не может стать героем войны. Таких героев, уверен, было немало. Просто тех, кто с первого и до последнего дня войны был на передовой, практически не осталось. Дожить до победы суждено было лишь единицам. До заслуженной победы нашей страны и многострадального нашего народа.
Петр выжил. Ему и миллионам погибшим - вечная память!
Теперь пришло время рассказать о некоторых случаях из жизни Петра в послевоенный период.
В феврале 1943 года Петр был переведен в 69-ю армию. Здесь Петр прослужил до последних дней войны.
«В начале Курской (как же Курская дуга без дяди Пети?) стратегической оборонительной операции (5-23 июля 1943 г.) армия находилась во втором эшелоне Воронежского фронта (по карте – с юга защищая Прохоровку, куда и был нанесен первый и самый сильный удар) занимая рубеж в глубине обороны за 6-й гвардейской и 7-й гвардейской армиями. В последующем участвовала в отражении наступления ударной группировки немецких войск юго-восточнее Прохоровки. С 18 июля вела боевые действия в составе Степного фронта».
Маленькое отступление. Через несколько дней массированного мощного наступления немецких войск армия оказалась уже не в глубине обороны, а на ее передовых позициях. А участие в битве за Прохоровку говорит само за себя. Я как-то спросил Петра, а похожа эта битва на ту, которую показывают в кино? Не очень – ответил он. В кино все красиво и понятно: ровными рядами идут танки, пехота, размеренно происходят взрывы... Особенно, когда съемки производятся сверху. Может, так для кино и надо. На самом же деле там был ад, кровавая мешанина из людей и машин. Не поймешь где кто. Стоял постоянный вой от летящих снарядов, уханья взрывов, летящих самолетов, лязгающих танков. Все вокруг горело и дымилось. Вообще ничего не было видно. Сплошная серо-черная пелена.
Весь этот путь с 69-й армией можно четко проследить по карте Петра, на которой он рисовал свои передвижения. Почти за каждую проведенную операцию он отмечался орденом, медалью или именными благодарностями командования.
После окончания боевых действий 69-я армия находилась в составе Группы советских оккупационных войск в Германии, затем её полевое управление было передислоцировано в город Баку, где в августе 1945 года обращено на формирование управления Бакинского военного округа.
Проведем некоторые итоги военного пути Петра.
Начал войну Петр в звании сержанта, закончил - капитаном.
Если обобщенно подводить итог военного пути Петра Тимофеевича Самарина, можно сказать, что это был по-настоящему героический путь. Путь человека, беззаветно преданного своей Родине, своему народу, искренне верящего в грядущую победу и не жалевшего своей жизни для этой победы.
Петр множество раз попадал в окружение, в т.ч. самое страшное – под Брестом и Белостоком. Более шести раз был контужен. Один раз очень сильно (видимо, при Болховской наступательной операции), несколько раз послабее, о некоторых уже упоминалось, о других – ниже).
Множество раз был ранен, но не сильно и не любил говорить об этом. Особенно его «любили» осколки от снарядов.
Случаи из военной жизни Петра, рассказанные очевидцами, сослуживцами, самим Петром, пересказанные его сестрой, которой он доверял все свои перипетии жизни (большинство из этих рассказов хотя и реальны, но не датированы и не привязаны к точному месту действий, поскольку ранее не задумывалось их воспроизводить в печатном виде).
Случай 1.
Начну с этого случая, поскольку он был практически первым, пересказанным мне Петром. Датировать его можно практически любым днем из первых двух лет войны. Озвучу его от первого лица.
«Мы пережидали бомбежку. Она продолжалась не один час. Немцы вели ее размеренно, словно по часам – три минуты бомбежки, пять минут затишья (за точность периодов не гарантирую). Потом снова все повторялось. Как известно, бомбы в одно и то же место не попадают. Поскольку окопов рядом не было, лучшее, где можно было прятаться – воронки от бомб. В них обычно сидело по 5-6 человек. Мои соседи по воронке были какими-то скучными, все, насупившись, молчали, лишь изредка курили. Вообще не разговаривали. А из воронки метрах в тридцати доносилась игра на гармошке, изредка смех. Там явно было интереснее. При очередном затишье я решил перебежать к более веселой компании. И действительно, один из них играл (хотя и не очень грамотно) на гармошке, другие переговаривались, шутили. Отгремела очередная трехминутная канонада. Я приподнялся и крикнул ребятам из своей воронки, чтобы они шли сюда. Они, видимо, не услышали. Я побежал к ним. И оторопел на краю воронки: в нее повторно (!) влетел снаряд, прямым попаданием. Она стала глубже, но ничего живого там, естественно, уже не было. В подавленном состоянии я вернулся, но ничего ребятам говорить не стал, зачем их расстраивать».
Практически аналогичный случай произошел с Петром и в конце апреля 1944 года (он кратко описан в открытке с фронта от 2.5.44 г.) - «Сейчас идут у нас бои местного значения, но довольно-таки жестокие. За меня не беспокойтесь, меня не берет ничего. На днях нас бомбило 45 самолетов. Я как раз вышел в другую землянку, а в землянку, где был до этого я, попала прямым попаданием бомба. Ну, конечно, кто там был, там и остался, а я один из 8 остался счастливчиком - так что меня бережет судьба».
Случай 2.
Рассказ озвучен моей мамой. Вообще, довольно часто, когда я просил Петра рассказать что-либо из военной жизни, слышал от него: «Не люблю я это вспоминать. Спроси у Надины, она все мои случаи прекрасно знает».
Наши войска отступали. Петру и одному из молодых солдат было поручено сжечь штабные документы. Если хотя бы один из них попал бы к врагу, это грозило трибуналом. Петру и солдату оставили несколько канистр бензина, и части отошли. В траншее жечь документы было бессмысленно, она была по щиколотку наполнена водой. Лучше это стоило делать на бруствере, где было посуше, да и ветерок гулял. Подняли туда документы (а их было немало), облили бензином, подожгли. Но папки были слежавшиеся, влажные, да еще и дождик накрапывал. Все-таки бумаги разгорелись. Но этот огонь, видимо, узрели с противоположной стороны. Раз есть огонь, значит, есть люди. И немцы стали палить из минометов. Минуты через две один из снарядов разорвался неподалеку от костра, затушил его комьями земли, а папки разметал метров на десять. Пришлось вылезать из окопа, собирать их в кучу и вновь поджигать (благо, бензина хватало). Снова костер. И новый обстрел. Так продолжалось много раз. Настала ночь, но борьба с огнем и минометами продолжалась. Немцы, естественно, и подумать не могли, что там всего два человека. Не рисковали, не атаковали, а лишь бомбили. Может, ждали утра. Глубокой ночью, после многих часов борьбы, все бумаги наконец были сожжены. Петр с солдатом стали спешно отступать, догоняя своих. Где бежали по окопам, где ползли по неглубоким сапам. Лишь изредка поднимаясь, передвигались согнувшись и перебежками (вокруг постоянно свистели пули, изредка рвались снаряды или раздавались автоматные очереди. Догнали своих почти через сутки, ближе к вечеру.
В письмах Петра есть аналогичное воспоминание, касающееся периода Орловско-Брянской операции. Сходится и ситуация, и промозглое дождливое время. Единственное, в письме не сказано, что с ним кто-то был. Может, он просто солдата не упомянул?
Случай 3.
Этот случай, также касающийся документов, точно датирован – декабрь, река Зуша (где шли «оборонительные бои»). Он произошел, видимо, вскоре после выхода Петра из санчасти. Чуть подправив, пересказываю статью о Петре («Боевая слава»), напечатанную в Баку (газета «На страже, 15.04.1975).
Зима в тот год наступила рано. Стояли трескучие морозы. В одну из ночей Петру (уже лейтенанту) было приказано доставить документы в штаб дивизии, которая выдвинулась за реку Зушу, неподалеку от Мценска. Погрузили 15 мешков документов на ЗИС-5, покрытый тентом, и двинулись к реке. Прошли по льду, проверили его надежность. Решили, что выдержит. Грузовик медленно съехал на лед, сопровождавшие солдаты шли следом. Петр сидел рядом с водителем (Брюханов), но на всякий случай открыл дверцу. На середине реки лед вдруг затрещал, проломился и машина с водителем скрылась в дымящейся воде. Петр, успевший выскочить на лед, не обращая внимания на предупреждающие крики, бросился в воду. Через несколько секунд над полыньей показалась голова шофера, которого красноармейцы быстро вытащили на лед. Но надо было спасать документы. Петр один, без помощников (никто не решился) раз за разом нырял под воду, вытаскивал из под тента мешки и выбрасывал их на лед (пусть они промокли, главное, не пропали). Его, окончательно измотанного и промерзшего, вытащили на лед. Документы с охраной оставили на месте, а Петра, всего заиндевевшего, покрытого коркой льда, по дороге растирая ему лицо и руки, солдаты бегом стали сопровождать к ближайшему уцелевшему селу (водителя несли на руках, он совсем ослаб). Село оказалось лишь в семи километрах (думаю, преувеличено), да и от него осталось только две избы. В той, в которую вошли солдаты, оказалась пожилая женщина. Она согнала с занимавшей полкомнаты печки детей и, разместив там Петра, занялась его одеждой. К рассвету бойцы вытащили машину. Документы почти не пострадали, быстро образовавшаяся корка льда не дала им промокнуть. Они были доставлены в штаб почти вовремя.
Удивительно, но молодой организм Петра без последствий справился с таким стрессом. Тут следует упомянуть, что все дети Самариных, живших в Тбилиси у реки Куры, прекрасно плавали. Каждому из них это сильно помогло в жизни.
Случай 4.
Возможно, рядовой из происходивших в то время. Рассказывал сам Петр.
«Дело было осенью. Мы были в глубоком тылу, километрах в трех от передовой (для Петра это был глубокий тыл). Не помню зачем, мы с товарищем пошли в село. Возможно, за козьим молоком (которое Петр очень любил, спиртное он пил редко. Что разрешалось разведчикам, солдатам, не одобрялось в штабе. Лишь символически себе позволяли, празднуя очередную победу). Вышли из кустов на луг с пожухлой травой. Не прошли и двадцати метров, раздался еле слышный щелчок. Мой товарищ упал. Я тоже рядом с ним. Потрогал его шею, сердцебиения не было. Это был, несомненно, снайпер. Осмотрелся, не поднимая головы. Метрах в трехстах виднелась сохранившая колокольня. Несомненно, немец был там. Пробовать приблизиться к нему с имеющимся пистолетом – было глупо. Я по-пластунски, скрываясь в траве, пополз к кустам. Затем поднялся и, на всякий случай, согнувшись и петляя меж кустов, бросился в сторону нашей части. Первого, кого я увидел, был солдат из группы разведчиков. Я ему сразу рассказал о «кукушке» и указал направление. Уже через минуту видел, как с десяток бойцов бросились в ту сторону. Через пол часа они вернулись. «Кукушка» была нейтрализована, потерь не было.
Все закончились вроде хорошо. Хотя можно ли назвать хорошим концом потерю товарища? Я потом долго думал об этом. Нас было двое. У каждого было шансов 50 на 50. Снайпер выбрал его. Выходит, мой однополчанин спас меня. В который уже раз мне просто повезло».
Случай 5.
Случай, о котором Петр мало кому рассказывал. Стеснялся. Тем более, не говорил, когда и где это было.
Он и его сослуживцы ночевали в землянке. Ночь была тихой. Лишь изредка доносилось редкое уханье дальних орудий. Раз в полчаса раздавались взрывы, то в километре от землянки, то в полукилометре. Такое у передовой бывало очень часто. Петру захотелось по малой нужде (непонятно, чего здесь стесняться?) Он тихо оделся и вышел из землянки. Поскольку в части имелись и женщины, решил отойти подальше. Метрах в сорока от места ночлега чудом сохранилась каменная стена когда-то солидного строения. Петр зашел за нее. Тут раздался характерный свист и точно в промежуток между землянкой и стеной «прилетел» солидный снаряд. Взрыв землянке вреда не причинил, но его ударная волна обрушила стену прямо на Петра. Выскочили все, кто был. К счастью, кто-то не спал, и заметил, что Петр выходил. Его сразу стали искать. И нашли под грудой камней, из которой видны были лишь сапоги. Осторожно разобрали завал. Петр пришел в себя минут через пять. Он был жив и здоров, хотя обрушившиеся камни и кирпичи отметились хорошими синяками, да болело одно колено. Легкая контузия все же была, и Петр был направлен в медсанбат, откуда на следующий день был выписан.
Очередная, «стандартная» для Петра контузия. Интересно, что в середине 1944 года в письме с фронта Петр, чтобы не беспокоить родных, пишет им: «Без надобности ближе, как на 1/2 км. к передовой я не подхожу». Не известно, как часто была такая надобность, но и «тыл» в 1/2 км, как видим, для Петра не был гарантией спокойной жизни.
Случай 6.
Очередное, кратко мною описываемое событие тоже связано с контузией. Правда, оно более известно среди знакомых Петра.
По заданию штаба Петр прибыл в одно из подразделений армии. Спустился в землянку, где находился пункт связи и передал дежурному необходимые документы. Вышел, прошел метров двадцать пять. И в это время происходит прямое попадание снаряда в эту землянку. Слабенькое укрытие разметало в клочья. В живых никого не осталось. Петра оглушило, отбросило на десяток метров, в очередной раз осыпало порцией осколков. В сознание пришел он только в медчасти. Пока из него вытаскивали эти осколки и организм приходил в себя, пришлось там пролежать несколько дней.
Удивительно, словно Петр притягивал к себе эти шальные снаряды. Естественно, не так. Просто другие гибли от них, а Петр чудом этого избегал.
Случаи 7 и 8.
Кратко приведу еще два случая, наглядно подтверждающих вышеозвученное резюме. Практически без изменений копирую их из писем с фронта, написанных и датируемых Петром. Редкие письма. Обычно Петр (особенно при ранениях) всё сглаживал или скрывал.
- 2.5.1944 – «Мои дела идут хорошо. Сейчас у нас идут бои местного значения, хотя довольно-таки жестокие. Сплю по полтора-два часа в сутки, а чаще совсем не сплю - здоровье хорошее. За меня не беспокойтесь, меня не берет ничего. На днях нас бомбило множество самолетов. Я как раз вышел в другую землянку, а в землянку, где я был до этого, попала прямым попаданием бомба. Ну, конечно, кто там был, там и остался, а я один из 8 остался счастливчиком - так что меня бережет судьба».
- 22.8.1944 (были страшные бои при форсировании Вислы) – «За меня не беспокойтесь, я нахожусь большей частью в безопасности. Еду вперед, так что будет маленький перерыв в письмах. Посмотрю, что делается на том берегу великой польской реки. Там у нас плацдармчик, правда опасный, но меня хранит фортуна вот уже 3 года и 2 месяца. Сегодня получил от одного друга, москвича, письмо из госпиталя, парню не повезло, ранило в трех местах (между прочим, находился вместе со мной в одной комнате, когда разорвалась авиабомба около дома). Я отделался легким испугом, а ему сквозь стены вонзились три осколка».
Случай 9.
Событие, хорошо описанное в статье Петра «Мой первый в жизни вылет на самолете». Передаю с некоторыми сокращениями.
В ноябре 1941 года фашисты предприняли генеральное наступление на Москву. Прорвались через Сталиногорск (Новомосковск) на Каширу. В результате прорыва одна из дивизий 3-й армии, оборонявшая Сталиногорск, оказалась в окружении. Спецсвязь с нею прекратилась, поскольку, как выяснилось позже, прямым попаданием в землянку погиб офицер спецсвязи и все документы были уничтожены. Мне предстояло доставить в эту дивизию новые документы и организовать связь. Выделили двухместный «У-2», потом его называли «ПО-2», а фронтовики просто – «кукурузником».
Ночи ждать было некогда, тем более, что сплошной линии фронта не было. Вылетели днем с совершенно молодым и неопытным летчиком.
Летели на уровне 30-50 метров. Выше летали «Мессершмитты», охочие до наших беззащитных самолетов, на которых часто летало командование и пересылались документы. Летчик района не знал, ну а я тем более. Вскоре заблудились, полетели вдоль железной дороги, чтобы по названию станции определиться с местом нахождения. Нашли такой полустанок, исправили маршрут. Летя по нему, было необходимо пересечь шоссейную дорогу, по которой сплошным потоком двигались немецкие части в сторону Москвы. Мы летели над ними, но фашисты на нас не обращали внимания. Мне стало обидно, и перед необходимым для нас поворотом я бросил вниз гранату «РГД-33». Фашисты, там, куда она угодила, залегли, разбежались, но видя, что дальнейшей бомбежки не предвидится, стали усиленно нас обстреливать. Мы успели спрятаться за возвышенностью.
Однако, мое лихачество и небольшую панику на дороге заметил один из «Мессершмиттов», который стал снижаться и разворачиваться в нашу сторону. И меня и себя спас молодой летчик. Он снизился до 5-6 метров и стал облетать вокруг небольшой группы деревьев. Немецкий летчик этого не ожидал и потерял нас из виду.
В связи с этими выкрутасами мы вновь заблудились. Но тут летчик увидел на проселочной дороге человека и к моему удивлению посадил самолет на поляну недалеко от насмерть перепуганного старика. Узнав у него, где нужный нам населенный пункт, мы благополучно прибыли на место.
После посадки обнаружили в фюзеляже более десятка пробоин. К счастью, ни одна пуля не попала в двигатель. Дорого могло обойтись мне детское озорство.
Задание было выполнено, спецсвязь восстановлена. Самолет улетел, я остался в дивизии. Получив наилучшее направление вывода войск, дивизия в ближайшую ночь, громя тылы фашистов, почти без потерь вышла из окружения не к своей 3-й армии, как ожидали немцы и соответственно выставили заслоны, а к 50-й армии (оборонявшей Тулу) и перешла в ее распоряжение.
Я, передав документы новому офицеру спецсвязи, через несколько дней на попутных машинах вернулся к основному месту своей службы».
Вот так бывает. И опять пришлось выбираться из окружения.
Случай 10.
Район Франкфурта-на Одере, апрель 1945 года.
Река Одер вздулась весенним половодьем. На правом ее берегу гвардейская дивизия 69-й армии удерживала небольшой плацдарм. Радиосвязи не было. Начальник штаба поручил Петру в течение часа доставить в дивизию боевой приказ. Подобрали лучшую моторку. В нее сел Петр с 4-мя солдатами.
Ширина реки в месте переправы была около 200 метров, которые простреливались артиллерией и тяжелыми минометами противника. Прикинули, даже с максимальной скоростью лодка будет под огнем около двух минут.
От берега отходили на веслах. Когда нос лодки оказался точно по курсу, дали полный газ. Немцы быстро среагировали, вокруг сразу стали вздыматься фонтаны воды. Берег приближался. Когда до него осталось метров десять, очередной взрыв перевернул лодку. К счастью было уже неглубоко. Петр поднял руку с водонепроницаемой сумкой и выбежал на берег, прижался к дамбе, оглянулся. Лодка затонула, ее острый нос торчал из воды. Метрах в двадцати увидел одного из солдат, выбирающегося на берег. Других не было, воды Одера их поглотили.
Этот случай не раз был описан в печати. И в очередной раз Петру удалось избежать гибели.
Случай 11.
Это довольно известный случай, поскольку по нему проходило следствие. Расскажу его словами Петра. Дата и место никогда не озвучивались.
«Шло наступление наших войск. Мы в среднем за день передвигались вперед по 20-40 километров. Не успевали обустроиться, вновь приходилось переезжать. Вот раз, в жаркий летний день, вновь меняя дислокацию, достигли очередной деревни. Точнее того, что от нее осталось. А это были три близкостоящих стареньких деревянных дома на окраине села. Прибыли мы первым из штабных грузовиков. Несколько сотрудников штаба и взвод солдат. Стали размещаться. Пока солдаты доставали и распаковывали наше оборудование, я взглянул на карту. По соседству, менее чем в километре, протекала речушка. Рядом сидела наша радистка, уныло наблюдавшая за копошащимися солдатами и изредка подгонявшая их. Я предложил ей прогуляться до реки, возможно, освежиться от жары и смыть с себя дорожную пыль. Она с охотой согласилась, пятиминутное купание и дорога туда и обратно заняли бы не более сорока минут.
Мы вышли, захватив с собой полотенца, и направились к реке. Прошли примерно половину пути, когда вдруг раздался страшнейший взрыв. Такого я больше никогда не слышал. Мы автоматически пригнулись, потом обернулись. За нами стоял черных столб огня и взлетевшей земли. Мы упали на землю, но обломки, остатки взрыва до нас не долетели. Бросились обратно. Картина была страшная. Огромный взрыв разметал все три дома, и всё, что находилось рядом. Останки искореженного грузовика, стоявшего у намечающейся для штаба избы, виднелся метрах в пятидесяти. Все горело и дымилось.
Где-то через час подъехали другие штабные грузовики. Сразу началось расследование случившегося. Потом узнал, что оно длилось не одну неделю. Виновных не нашли. Было решено, что прибывший с нами грузовик с минами и снарядами, разворачиваясь, задел за дом. Боеприпасы сдетонировали и одновременно взорвались. Погибли все, кто приехал с нами, от штабного авангарда и солдат взвода остались только мы с радисткой. Меня с нею, обалдевших от случившегося, опрашивали лишь минут пять. Потом отпустили, посчитав, что на сегодня с нас достаточно. Но и потом больше не тревожили, правильно сочтя, что эта легкомысленная прогулка к речке просто спасла нам жизнь».
Что сказать. Ангел-хранитель вновь уберег Петра.
Я, как смог, пересказал военные годы Петра, его страшный четырехлетний путь. Не менее шести контузий, множество ранений. Полевые медсанбаты, госпитали... и снова передовая. И пусть никто не скажет, что человек, зачисленный в штаб, не может стать героем войны. Таких героев, уверен, было немало. Просто тех, кто с первого и до последнего дня войны был на передовой, практически не осталось. Дожить до победы суждено было лишь единицам. До заслуженной победы нашей страны и многострадального нашего народа.
Петр выжил. Ему и миллионам погибшим - вечная память!
Теперь пришло время рассказать о некоторых случаях из жизни Петра в послевоенный период.
Первый из случаев, который хочется рассказать, косвенно связан с войной. И к нему без юмора отнестись просто невозможно.
Как-то раз Петр, приехав в Тбилиси, сказал нам, что собирается пойти к своему старому знакомому, обосранному майору. «Как, как?» - не понял я. И Петр рассказал мне удивительную историю.
«Война. Наша пехота шла в атаку. Это не была безумная атака передовой, а обычное передвижение цепью в сторону противника. Перед наступающими расстилалось огромное поле, с пожухлой травой и мокрое от осенних дождей. Лишь вдалеке виднелась кромка деревьев. Цепей было несколько. Одну из них вел майор... (Петр назвал фамилию майора, но я не запомнил). Было тихо, но немец слегка огрызался: то там, то сям изредка разрывались случайно долетавшие сюда снаряды дальней артиллерии. Потерь практически не было. Неожиданно на пути в центре поля возник нужник. Обычная деревянная кабинка туалета, характерная для хуторов и деревень. Уборная в центре поля! Теперь-то я понимаю, что ничего тут необычного не было. Очень часто сельчане, работая в поле, ставили на полевом стане туалеты. Обычное дело. Чтобы не гадить в поле, и не наступать потом в это. Но когда вокруг огромное чистое поле, а в центре туалет, смотрится как-то необычно.
Не знаю, как отреагировали другие, а майор – как обычный нормальный человек. Ему вдруг захотелось. Со словами «я догоню» он бросился к туалету. За ним захлопнулась дверь. Как рассказывали очевидцы, прошло секунд пять. Вдруг свист и метрах в десяти от туалета взрывается один из редких снарядов. Кабинку подчистую снесло. А открывшаяся картина была потрясающей. Представьте себе: яма с фекалиями, полная до краев от прошедших дождей. А из ее центра торчит голова майора. Говорят, ржал весь полк. Так что же случилось? Как только майор вошел в кабинку, наступил на доску с дыркой, прикрывающую яму, она от дряхлости и провалилась. Майор оказался по горло в г... Удивительно другое. Происшедший рядом взрыв снес весь туалет. Убил бы и майора, но благодаря тому, что в момент взрыва тот оказался головой вровень с землей, он спасся. Парадокс, но получается, что спасло его именно то, что он провалился. Спасла его в полный рост заполненная отхожая яма!
Не знаю, как его доставали оттуда, было ли продолжено наступление, мне это не рассказывали. Но когда майор в таком виде появился в расположении части (вблизи ни рек не озер не было), ржало уже все соединение, а штаб смеялся громче всех. К нему тут же прилипло прозвище - обосранный майор.
Вроде прошло много лет, многое позабылось, а очевидцы, и те, кому рассказывали эту историю, до сих пор ее помнят. Смех смехом, но это сильно повлияло на дальнейшую карьеру майора. Когда в штабе округа его представляли к повышению, руководство, всегда улыбаясь, отвечало: «Да нет, пусть уж остается майором. А то звание - обосранный подполковник – как-то не очень благозвучно».
Рассказывая этот случай, Петр не привязал его ни к определенному месту, ни ко времени. Считаю, что для такой истории это совсем и не обязательно.
Много чело интересного мне Петр рассказывал о военном быте. О 7-секундной готовности наших войск к запуску ракет и т.п. Работая в Туркестанском военном округе (куда входили Казахская, Киргизская, Таджикская, Туркменская, Узбекская ССР), ему пришлось инспектировать пограничный отряд, располагающийся в Кушке. Это был гарнизон самой южной оконечности страны. «Когда мне говорили, - рассказывал Петр, - что служба там – хуже ссылки, я не верил. Но побывав там, убедился. Вокруг каменистая пустыня. Деревьев вообще нет, один песок и камни. Днем – дикая жара, ночью холод. Старые грязные бараки. Обедают все за большим общим столом на улице. Сверху тент от солнцепека. Стол, сделанный из досок, весь в жиру, пятнах. Когда я поинтересовался, а нельзя ли было его отмыть, на меня глянули с удивлением. А чем? Воды-то нет. Действительно, воду сюда привозили раз в неделю. В железных канистрах. За сто километров по пескам. Уже через несколько дней она становилась тухлой. Ее хватало лишь на еду и питье. Ни о каких процедурах мытья и речи не было. Люди там не купались месяцами. Что мне было писать в отчете об инспекции? Уж не помню, что написал, но больше старался туда не ездить».
Особо мне запомнился рассказ Петра об острове Даманский.
Для молодого поколения нужны разъяснения. К 1969 году заметно ухудшились взаимоотношения между СССР с Китаем. На границе стали происходить конфликты. Считалось, если между странами река, то граница должна проходить по середине фарватера реки. Часть границы проходила по реке Уссури. Там был большой остров, делящий реку на два рукава. Остров назывался Даманский. Его площадь составляла около 0,74 км² (1500-1800 м с севера на юг и 600-700 м с запада на восток). Мы считали, что остров наш, китайцы - что их (честно говоря, он был ближе к китайской территории). Это и послужило конфликтом. Сначала на остров стали наведываться китайские крестьяне, затем воинствующие молодчики (хунвэйбины), которые часто схлестывались с нашими пограничниками в рукопашной. Но 1-2 марта произошел первый военный конфликт, с каждой стороны погибло более 30 солдат. Основной бой произошел 15 марта. На острове было много китайцев. В ответ на их минометный огонь с острова, наши открыли огонь из секретных на тот момент реактивных систем залпового огня «Град». Весь остров был сметен, сожжен. В дальнейшем, чтобы не было конфликта, ниже по течению была возведена дамба, от которой поднявшийся уровень реки затопил остров.
Так вот, Петр после применения «Града» побывал на острове. «Игорь, сказал он, – я такого никогда не видел. Вся земля была черной, обугленной. Мы проверили, земля была прожжена на глубину более полуметра. Там не то, что могло что-то выжить, там физически не могло ничего остаться».
Официально при конфликте на Даманском у нас погибло 58 человек. Информация о потерях китайской стороны до сих пор умалчивается.
Поскольку Петр курировал ПВО и ракетные войска в Грузии, его инспекции в Тбилиси, которые вызывали большой переполох, были регулярными, по два раза в году. Любопытный случай произошел в один из его приездов.
Виллис с сопровождающим офицером постоянно ждал Петра у наших окон с 6-ти утра. Это было любопытно, поскольку Петр поднимался не ранее восьми.
Путь Петра в тот раз был направлен в одну из деревень, где располагались стационарные ракетные установки. Теперь приведу слова Петра.
«Подъезжаем мы к деревне. А там грязь непроходимая. Мы застряли. Я спросил, а далеко ли до части. Оказалась меньше километра. Ладно, сказал я шоферу, мы с офицером и пешком дойдем. Направились в сторону видневшейся впереди деревни. Дошли до нее, и не знаем куда дальше идти. Тут из-за дома выходит старушка, грузинка. Но по-русски говорила очень хорошо. Я обращаюсь к ней с вопросом, где здесь военная часть. Это где ракеты? - спрашивает она. Да вон там чуть левее. Какие ракеты, - округлил я глаза. Ой, такие красивые, большие – продолжала она. Когда вылезают из люков, аж страшно становится. Боковым зрением я заметил, что сопровождавший меня офицер сначала пробовал делать бабусе какие-то знаки, но потом, поняв безнадежность, сел на корточки и закрыл лицо руками. А где эти люки? – спросил я у бабушки. Да вон там один, - она махнула рукой в сторону. Вон там сразу три. А правее еще два. И еще два вон у того бугорка, чуть левее, - и пальцем точно указала на место. Я оглянулся на офицера. Он был весь красный. Поднялся, молча развел руками. Мы пошли по точному азимуту, указанному старушкой и вышли на нужное нам место. На вопрос о необходимой секретности к начальнику части, он также развел руками. Ну какая секретность. Если мы делаем пробный подъем ракет из шахт, - сказал он, - они видны на километры. А уж из домов, что приютились на склонах гор, так вообще – как на ладони. Где нас поставили, там и служим. А это уж вы, начальство, попробуйте у населения взять подписку о неразглашении. И во многом он прав. Если уж расположили ракеты у населенных пунктов, ну какие могут быть секреты от местного населения?»
Любопытный эпизод о секретности формирования наших ракетных частей.
Вообще, Петр с юмором относился ко многим армейским несуразицам. Однажды он сказал: «Игорь, представляешь, командование пехотой и танковыми войсками находится в Грузии, в Тбилиси. Ладно, пусть будет так. Ракетными войсками и ПВО – в Азербайджане. Отлично. Но командование округа войсками военно-морских сил – в Ереване! Представляешь, в Армении, у которой вообще нет выхода к морю. Одно озеро Севан, где кроме маленьких рыболовецких суденышек вообще ничего нет! Кто так распределял и по какой логике?!»
И завершающий рассказ о случаях из послевоенной жизни Петра. (Сразу оговорюсь, я не специалист в военном деле, поэтому в пересказе событий в техническом отношении могут быть некоторые неточности. А воспроизвожу слова Петра лишь по памяти.)
Это был где-то 1975-76 год. Как-то мама сказала: «Что-то давно Петр не звонил и не приезжал...» Буквально через неделю он появился, какой-то уставший, поникший. Мы стали расспрашивать, в чем дело. Вот, что он нам поведал.
«К нам в округ привезли папку секретных документов. Я расписался в их получении. Это была скорее не папка, а огромная подшивка в кожаном переплете, толщиной сантиметров в десять. Подшивка секретных документов. Дело в том, что время от времени все войска, в том числе и ПВО, меняют шифры, коды связи, коды запуска ракет и т.п. Это самое секретное, что есть в войсках.
Таких подшивок, которую нам доставили, на страну всего две. Для внедрения этих шифров, их перевозят в секретные отделы штабов из одного округа в другой. Такое в моей практике случалось не раз. Все шло нормально, все было внедрено, записано, введено в программы. Осталось только эту подшивку вернуть специальным курьерам. Стали ее искать. Но она, непонятно как, куда-то исчезла.
Надо сказать, что центральный пост секретного отдела находится в бункере под землей, на глубине метров в 40-50. Этот бункер представляет из себя комнату примерно в 20 квадратных метров. Голые стены, сейф, столы для работы, аппараты связи, множество индикаторов и кнопок различных пультов, от которых в проложенные узкие трубы уходят множество кабелей. Голая комната, где и обычному карандашу трудно затеряться. А тут исчезает подшивка с ценнейшими документами! Неслыханное ЧП! Такого случиться просто не могло.
Мы обыскали всё. Перебрали все имеющиеся документы, пересмотрели каждый листик. Ничего, ни одного следа. Отодвигали столы, сейф, заглядывали в туннели кабелей, светили туда фонариками. Нигде, ничего. Доложили начальнику штаба. Он выделил двух надежных офицеров, которые тоже обыскали бункер. Опять безрезультатно. Мистика какая-то.
Два дня штаб замалчивал пропажу, потом сообщил в Москву. Буквально через несколько часов прибыла следственная комиссия во главе с генералом специальной службы. Началось расследование.
Первым наперво меня и моего зама заперли в этом бункере. Просто не выпускали из него до конца расследования. Других сотрудников отдела тоже посадили под замок. Всем грозил военный трибунал.
Версий пропажи было несколько, но все они были какие-то зыбкие. Первое, что кто-то чужой проник в бункер. Глупости. Доступ в него был не просто ограничен, а чрезвычайно ограничен, доступ имели только: я, мой зам и три смены сотрудников отдела. Все офицеры, проверенные-перепроверенные. Никого чужого просто не допустили к шахте, где всегда стояло солидное охранение. Да и в комнате, где сидят только свои, как не заметить постороннего?
Кто-то из своих мог вынести документы, случайно или намеренно. Незаметно вынести здоровенную трехкилограммовую папку? Но версия была наиболее вероятной. По тревоге были подняты специальные сотрудники. Они досконально обшарили все отделы штаба. Безрезультатно. Были подняты воинские подразделения. В радиусе десяти километров от блиндажа (он находился в малонаселенной окрестности) они обшарили все жилые дома, подсобные помещения. В округе на пять километров выгребли все помойки, туалетные ямы. Опять ничего. Весь округ стоял на ушах.
Это была не просто пропажа. В случае, если бы документы попали в чужие руки, это грозило блокированием всех вооруженных сил страны. Полным отключением на неопределенный период всего современного оборудования. Мы оказались бы беззащитными перед лицом мировых угроз.
Следствие и безрезультатные масштабные поиски длились полтора месяца. Для нас с замом подземелье бункера стало и спальней, и столовой, и туалетом. Сколько было переговорено, сколько передумано.
Где-то по истечении этого срока мой зам говорит: «А может, проверим еще раз трубы для кабелей?» «Да уж проверяли десятки раз, - ответил я. - Что в них может поместиться? Они диаметром в 40 сантиметров». «Ну, давай еще раз, - настаивал зам. – Не вечно же нам тут сидеть».
Мы попросили отыскать самого тощего из солдат. Нам привели такого, маленького и щупленького, как подросток. Мы поставили перед ним задачу, дали в руки фонарик. Стали заталкивать в трубу. С трудом, но солдатик стал пролезать вглубь. К его ногам мы привязали веревку, иначе обратно он вылезти не смог бы. Несколько минут ждали. Солдат прополз уже более пяти метров, до изгиба трубы в сторону. И вдруг мы услышали его крик: «Нашел, нашел! Тяните обратно!» Мы как сумасшедшие стали его вытаскивать обратно. Через минуту он предстал перед нами. Грязный, мокрый, весь ободранный, но со счастливой улыбкой и, главное, держал в руках заветную подшивку. Наши мучения кончились.
Думаю, все было так. Подшивка лежала на сейфе поверх кипы бумаг. Кто-то брал необходимые бумаги, подшивка сползла за сейф, за которым находилось отверстие для кабелей. Падая, попала на изгиб кабеля и по нему въехала в трубу. Поскольку труба в этом месте имеет небольшой уклон вниз, кожаная папка по скользкой поверхности сползла еще дальше и застряла только на изгибе. Потому мы ее ранее и не видели, осматривая фонариком эту трубу. Вроде все просто. Но это же надо было произойти такому стечению обстоятельств!
После полутора месяцев, проведенных в бункере, – продолжил Петр, - мне командование дало неделю отпуска. Решил приехать к вам, не могу сидеть дома. Не знаю, что будет дальше, но следствие еще продолжается. Всё ищут виновных. Кто-то должен понести наказание».
Действительно, случай неординарный. Думаю, в той или иной мере были привлечены к ответственности все «виновники» данного события. Именно к его последствиям я отношу выход Петра в отставку. А ведь Петру на то время было всего 55 лет. Возраст совсем не пенсионный.
Мне очень приятно писать воспоминания о моем дяде - Петре Тимофеевиче Самарине. Приятно, поскольку это был удивительно мягкий, веселый, коммуникабельный человек. Всегда оптимистичный, добрый и отзывчивый. Не знаю никого, кто мог бы сказать о нем что-либо дурное. При этом – он был человеком военным. Кто с ним знакомился, всегда удивлялся тому, что военный может быть с таким чисто «гражданским» характером, легким и общительным.
Петр всегда нравился женщинам. А как иначе? Высокий, статный, красивый, хорошо танцует, интересно и красиво разговаривает. Он всегда был душой застолья, хотя пил умеренно, даже выпившим я его никогда не видел. Он любил поэзию, особенно Есенина. Имел абсолютный музыкальный слух, мог на пианино по слуху подобрать любую мелодию. Прекрасно пел, умел играть на гитаре (особенно любил мелодии танго) и мандолине, что было и тогда весьма экзотично. Эту мандолину дочь Петра помнит в семье вплоть до 60-х годов.
Я рассказал о Петре практически все, что знал. Безмерно счастлив и горд, что у меня был такой дядька. Настоящий герой войны, настоящее олицетворение защитника Родины. Но, считаю, главное, что это был и в жизни прекрасный человек!
Вечная ему память.
И.М. Минеев 2017 г.
Как-то раз Петр, приехав в Тбилиси, сказал нам, что собирается пойти к своему старому знакомому, обосранному майору. «Как, как?» - не понял я. И Петр рассказал мне удивительную историю.
«Война. Наша пехота шла в атаку. Это не была безумная атака передовой, а обычное передвижение цепью в сторону противника. Перед наступающими расстилалось огромное поле, с пожухлой травой и мокрое от осенних дождей. Лишь вдалеке виднелась кромка деревьев. Цепей было несколько. Одну из них вел майор... (Петр назвал фамилию майора, но я не запомнил). Было тихо, но немец слегка огрызался: то там, то сям изредка разрывались случайно долетавшие сюда снаряды дальней артиллерии. Потерь практически не было. Неожиданно на пути в центре поля возник нужник. Обычная деревянная кабинка туалета, характерная для хуторов и деревень. Уборная в центре поля! Теперь-то я понимаю, что ничего тут необычного не было. Очень часто сельчане, работая в поле, ставили на полевом стане туалеты. Обычное дело. Чтобы не гадить в поле, и не наступать потом в это. Но когда вокруг огромное чистое поле, а в центре туалет, смотрится как-то необычно.
Не знаю, как отреагировали другие, а майор – как обычный нормальный человек. Ему вдруг захотелось. Со словами «я догоню» он бросился к туалету. За ним захлопнулась дверь. Как рассказывали очевидцы, прошло секунд пять. Вдруг свист и метрах в десяти от туалета взрывается один из редких снарядов. Кабинку подчистую снесло. А открывшаяся картина была потрясающей. Представьте себе: яма с фекалиями, полная до краев от прошедших дождей. А из ее центра торчит голова майора. Говорят, ржал весь полк. Так что же случилось? Как только майор вошел в кабинку, наступил на доску с дыркой, прикрывающую яму, она от дряхлости и провалилась. Майор оказался по горло в г... Удивительно другое. Происшедший рядом взрыв снес весь туалет. Убил бы и майора, но благодаря тому, что в момент взрыва тот оказался головой вровень с землей, он спасся. Парадокс, но получается, что спасло его именно то, что он провалился. Спасла его в полный рост заполненная отхожая яма!
Не знаю, как его доставали оттуда, было ли продолжено наступление, мне это не рассказывали. Но когда майор в таком виде появился в расположении части (вблизи ни рек не озер не было), ржало уже все соединение, а штаб смеялся громче всех. К нему тут же прилипло прозвище - обосранный майор.
Вроде прошло много лет, многое позабылось, а очевидцы, и те, кому рассказывали эту историю, до сих пор ее помнят. Смех смехом, но это сильно повлияло на дальнейшую карьеру майора. Когда в штабе округа его представляли к повышению, руководство, всегда улыбаясь, отвечало: «Да нет, пусть уж остается майором. А то звание - обосранный подполковник – как-то не очень благозвучно».
Рассказывая этот случай, Петр не привязал его ни к определенному месту, ни ко времени. Считаю, что для такой истории это совсем и не обязательно.
Много чело интересного мне Петр рассказывал о военном быте. О 7-секундной готовности наших войск к запуску ракет и т.п. Работая в Туркестанском военном округе (куда входили Казахская, Киргизская, Таджикская, Туркменская, Узбекская ССР), ему пришлось инспектировать пограничный отряд, располагающийся в Кушке. Это был гарнизон самой южной оконечности страны. «Когда мне говорили, - рассказывал Петр, - что служба там – хуже ссылки, я не верил. Но побывав там, убедился. Вокруг каменистая пустыня. Деревьев вообще нет, один песок и камни. Днем – дикая жара, ночью холод. Старые грязные бараки. Обедают все за большим общим столом на улице. Сверху тент от солнцепека. Стол, сделанный из досок, весь в жиру, пятнах. Когда я поинтересовался, а нельзя ли было его отмыть, на меня глянули с удивлением. А чем? Воды-то нет. Действительно, воду сюда привозили раз в неделю. В железных канистрах. За сто километров по пескам. Уже через несколько дней она становилась тухлой. Ее хватало лишь на еду и питье. Ни о каких процедурах мытья и речи не было. Люди там не купались месяцами. Что мне было писать в отчете об инспекции? Уж не помню, что написал, но больше старался туда не ездить».
Особо мне запомнился рассказ Петра об острове Даманский.
Для молодого поколения нужны разъяснения. К 1969 году заметно ухудшились взаимоотношения между СССР с Китаем. На границе стали происходить конфликты. Считалось, если между странами река, то граница должна проходить по середине фарватера реки. Часть границы проходила по реке Уссури. Там был большой остров, делящий реку на два рукава. Остров назывался Даманский. Его площадь составляла около 0,74 км² (1500-1800 м с севера на юг и 600-700 м с запада на восток). Мы считали, что остров наш, китайцы - что их (честно говоря, он был ближе к китайской территории). Это и послужило конфликтом. Сначала на остров стали наведываться китайские крестьяне, затем воинствующие молодчики (хунвэйбины), которые часто схлестывались с нашими пограничниками в рукопашной. Но 1-2 марта произошел первый военный конфликт, с каждой стороны погибло более 30 солдат. Основной бой произошел 15 марта. На острове было много китайцев. В ответ на их минометный огонь с острова, наши открыли огонь из секретных на тот момент реактивных систем залпового огня «Град». Весь остров был сметен, сожжен. В дальнейшем, чтобы не было конфликта, ниже по течению была возведена дамба, от которой поднявшийся уровень реки затопил остров.
Так вот, Петр после применения «Града» побывал на острове. «Игорь, сказал он, – я такого никогда не видел. Вся земля была черной, обугленной. Мы проверили, земля была прожжена на глубину более полуметра. Там не то, что могло что-то выжить, там физически не могло ничего остаться».
Официально при конфликте на Даманском у нас погибло 58 человек. Информация о потерях китайской стороны до сих пор умалчивается.
Поскольку Петр курировал ПВО и ракетные войска в Грузии, его инспекции в Тбилиси, которые вызывали большой переполох, были регулярными, по два раза в году. Любопытный случай произошел в один из его приездов.
Виллис с сопровождающим офицером постоянно ждал Петра у наших окон с 6-ти утра. Это было любопытно, поскольку Петр поднимался не ранее восьми.
Путь Петра в тот раз был направлен в одну из деревень, где располагались стационарные ракетные установки. Теперь приведу слова Петра.
«Подъезжаем мы к деревне. А там грязь непроходимая. Мы застряли. Я спросил, а далеко ли до части. Оказалась меньше километра. Ладно, сказал я шоферу, мы с офицером и пешком дойдем. Направились в сторону видневшейся впереди деревни. Дошли до нее, и не знаем куда дальше идти. Тут из-за дома выходит старушка, грузинка. Но по-русски говорила очень хорошо. Я обращаюсь к ней с вопросом, где здесь военная часть. Это где ракеты? - спрашивает она. Да вон там чуть левее. Какие ракеты, - округлил я глаза. Ой, такие красивые, большие – продолжала она. Когда вылезают из люков, аж страшно становится. Боковым зрением я заметил, что сопровождавший меня офицер сначала пробовал делать бабусе какие-то знаки, но потом, поняв безнадежность, сел на корточки и закрыл лицо руками. А где эти люки? – спросил я у бабушки. Да вон там один, - она махнула рукой в сторону. Вон там сразу три. А правее еще два. И еще два вон у того бугорка, чуть левее, - и пальцем точно указала на место. Я оглянулся на офицера. Он был весь красный. Поднялся, молча развел руками. Мы пошли по точному азимуту, указанному старушкой и вышли на нужное нам место. На вопрос о необходимой секретности к начальнику части, он также развел руками. Ну какая секретность. Если мы делаем пробный подъем ракет из шахт, - сказал он, - они видны на километры. А уж из домов, что приютились на склонах гор, так вообще – как на ладони. Где нас поставили, там и служим. А это уж вы, начальство, попробуйте у населения взять подписку о неразглашении. И во многом он прав. Если уж расположили ракеты у населенных пунктов, ну какие могут быть секреты от местного населения?»
Любопытный эпизод о секретности формирования наших ракетных частей.
Вообще, Петр с юмором относился ко многим армейским несуразицам. Однажды он сказал: «Игорь, представляешь, командование пехотой и танковыми войсками находится в Грузии, в Тбилиси. Ладно, пусть будет так. Ракетными войсками и ПВО – в Азербайджане. Отлично. Но командование округа войсками военно-морских сил – в Ереване! Представляешь, в Армении, у которой вообще нет выхода к морю. Одно озеро Севан, где кроме маленьких рыболовецких суденышек вообще ничего нет! Кто так распределял и по какой логике?!»
И завершающий рассказ о случаях из послевоенной жизни Петра. (Сразу оговорюсь, я не специалист в военном деле, поэтому в пересказе событий в техническом отношении могут быть некоторые неточности. А воспроизвожу слова Петра лишь по памяти.)
Это был где-то 1975-76 год. Как-то мама сказала: «Что-то давно Петр не звонил и не приезжал...» Буквально через неделю он появился, какой-то уставший, поникший. Мы стали расспрашивать, в чем дело. Вот, что он нам поведал.
«К нам в округ привезли папку секретных документов. Я расписался в их получении. Это была скорее не папка, а огромная подшивка в кожаном переплете, толщиной сантиметров в десять. Подшивка секретных документов. Дело в том, что время от времени все войска, в том числе и ПВО, меняют шифры, коды связи, коды запуска ракет и т.п. Это самое секретное, что есть в войсках.
Таких подшивок, которую нам доставили, на страну всего две. Для внедрения этих шифров, их перевозят в секретные отделы штабов из одного округа в другой. Такое в моей практике случалось не раз. Все шло нормально, все было внедрено, записано, введено в программы. Осталось только эту подшивку вернуть специальным курьерам. Стали ее искать. Но она, непонятно как, куда-то исчезла.
Надо сказать, что центральный пост секретного отдела находится в бункере под землей, на глубине метров в 40-50. Этот бункер представляет из себя комнату примерно в 20 квадратных метров. Голые стены, сейф, столы для работы, аппараты связи, множество индикаторов и кнопок различных пультов, от которых в проложенные узкие трубы уходят множество кабелей. Голая комната, где и обычному карандашу трудно затеряться. А тут исчезает подшивка с ценнейшими документами! Неслыханное ЧП! Такого случиться просто не могло.
Мы обыскали всё. Перебрали все имеющиеся документы, пересмотрели каждый листик. Ничего, ни одного следа. Отодвигали столы, сейф, заглядывали в туннели кабелей, светили туда фонариками. Нигде, ничего. Доложили начальнику штаба. Он выделил двух надежных офицеров, которые тоже обыскали бункер. Опять безрезультатно. Мистика какая-то.
Два дня штаб замалчивал пропажу, потом сообщил в Москву. Буквально через несколько часов прибыла следственная комиссия во главе с генералом специальной службы. Началось расследование.
Первым наперво меня и моего зама заперли в этом бункере. Просто не выпускали из него до конца расследования. Других сотрудников отдела тоже посадили под замок. Всем грозил военный трибунал.
Версий пропажи было несколько, но все они были какие-то зыбкие. Первое, что кто-то чужой проник в бункер. Глупости. Доступ в него был не просто ограничен, а чрезвычайно ограничен, доступ имели только: я, мой зам и три смены сотрудников отдела. Все офицеры, проверенные-перепроверенные. Никого чужого просто не допустили к шахте, где всегда стояло солидное охранение. Да и в комнате, где сидят только свои, как не заметить постороннего?
Кто-то из своих мог вынести документы, случайно или намеренно. Незаметно вынести здоровенную трехкилограммовую папку? Но версия была наиболее вероятной. По тревоге были подняты специальные сотрудники. Они досконально обшарили все отделы штаба. Безрезультатно. Были подняты воинские подразделения. В радиусе десяти километров от блиндажа (он находился в малонаселенной окрестности) они обшарили все жилые дома, подсобные помещения. В округе на пять километров выгребли все помойки, туалетные ямы. Опять ничего. Весь округ стоял на ушах.
Это была не просто пропажа. В случае, если бы документы попали в чужие руки, это грозило блокированием всех вооруженных сил страны. Полным отключением на неопределенный период всего современного оборудования. Мы оказались бы беззащитными перед лицом мировых угроз.
Следствие и безрезультатные масштабные поиски длились полтора месяца. Для нас с замом подземелье бункера стало и спальней, и столовой, и туалетом. Сколько было переговорено, сколько передумано.
Где-то по истечении этого срока мой зам говорит: «А может, проверим еще раз трубы для кабелей?» «Да уж проверяли десятки раз, - ответил я. - Что в них может поместиться? Они диаметром в 40 сантиметров». «Ну, давай еще раз, - настаивал зам. – Не вечно же нам тут сидеть».
Мы попросили отыскать самого тощего из солдат. Нам привели такого, маленького и щупленького, как подросток. Мы поставили перед ним задачу, дали в руки фонарик. Стали заталкивать в трубу. С трудом, но солдатик стал пролезать вглубь. К его ногам мы привязали веревку, иначе обратно он вылезти не смог бы. Несколько минут ждали. Солдат прополз уже более пяти метров, до изгиба трубы в сторону. И вдруг мы услышали его крик: «Нашел, нашел! Тяните обратно!» Мы как сумасшедшие стали его вытаскивать обратно. Через минуту он предстал перед нами. Грязный, мокрый, весь ободранный, но со счастливой улыбкой и, главное, держал в руках заветную подшивку. Наши мучения кончились.
Думаю, все было так. Подшивка лежала на сейфе поверх кипы бумаг. Кто-то брал необходимые бумаги, подшивка сползла за сейф, за которым находилось отверстие для кабелей. Падая, попала на изгиб кабеля и по нему въехала в трубу. Поскольку труба в этом месте имеет небольшой уклон вниз, кожаная папка по скользкой поверхности сползла еще дальше и застряла только на изгибе. Потому мы ее ранее и не видели, осматривая фонариком эту трубу. Вроде все просто. Но это же надо было произойти такому стечению обстоятельств!
После полутора месяцев, проведенных в бункере, – продолжил Петр, - мне командование дало неделю отпуска. Решил приехать к вам, не могу сидеть дома. Не знаю, что будет дальше, но следствие еще продолжается. Всё ищут виновных. Кто-то должен понести наказание».
Действительно, случай неординарный. Думаю, в той или иной мере были привлечены к ответственности все «виновники» данного события. Именно к его последствиям я отношу выход Петра в отставку. А ведь Петру на то время было всего 55 лет. Возраст совсем не пенсионный.
Мне очень приятно писать воспоминания о моем дяде - Петре Тимофеевиче Самарине. Приятно, поскольку это был удивительно мягкий, веселый, коммуникабельный человек. Всегда оптимистичный, добрый и отзывчивый. Не знаю никого, кто мог бы сказать о нем что-либо дурное. При этом – он был человеком военным. Кто с ним знакомился, всегда удивлялся тому, что военный может быть с таким чисто «гражданским» характером, легким и общительным.
Петр всегда нравился женщинам. А как иначе? Высокий, статный, красивый, хорошо танцует, интересно и красиво разговаривает. Он всегда был душой застолья, хотя пил умеренно, даже выпившим я его никогда не видел. Он любил поэзию, особенно Есенина. Имел абсолютный музыкальный слух, мог на пианино по слуху подобрать любую мелодию. Прекрасно пел, умел играть на гитаре (особенно любил мелодии танго) и мандолине, что было и тогда весьма экзотично. Эту мандолину дочь Петра помнит в семье вплоть до 60-х годов.
Я рассказал о Петре практически все, что знал. Безмерно счастлив и горд, что у меня был такой дядька. Настоящий герой войны, настоящее олицетворение защитника Родины. Но, считаю, главное, что это был и в жизни прекрасный человек!
Вечная ему память.
И.М. Минеев 2017 г.
Фронтовые письма Самарина Петра Тимофеевича
Сразу прошу извинения у читателей за то, что привожу письма практически целиком с некоторыми понятными только родственникам, подробностями, фамилиями и именами. По сути это реальные исторические документы, которые не поднимается рука сильно редактировать. Может быть именно этим они и будут интересны. Они лучше всего передают суровое дыхание войны, заботы, мысли и настроения бойцов.
4.7.41.
Здравствуйте мои дорогие! Недавно посылал вам письмо, вот опять вырвал кусочек времени. Я жив и вполне здоров, настроение прекрасное. Помню папины слова перед отъездом на службу в армию. Слова отца и Валентина. На меня можете надеяться, я ни Вас ни себя не осрамлю, буду биться до последней капли крови и, если будет нужно, то отдам и жизнь за нашу Родину. Враг коварен и силён, но не сломить силу народную. Сегодня читал речь Сталина. Ещё раз напоминаю, если долго не будет писем, не обижайтесь, время от времени буду писать письма. Работы больше чем много, нас было трое, одного уже убили ,осталось нас двое, очень трудно справляться с работой, но я не унываю, всё что в силах сделаю и отдам Родине. Передайте мой горячий боевой пламенный привет всем, всем знающим меня и ждите меня только с победой.
Ну, кажется всё. (подпись)
4.11.41.
Здравствуйте мои дорогие папа, мама, Надина, Лили с Аликом. Надеюсь, эта вся наша семья осталась дома. Остальные все сражаются за Родину. Вам послал в последние пять дней две весточки, теперь же, решил написать письмо более подробное, пока имею свободное время. До последнего времени письма я писал Вам довольно аккуратно, только вот с числа 5.10.41 прекратилась связь из-за причины, заставившей меня бродить до 1.11.41., пробиваясь к своим частям. Конечно, пришлось преодолеть немало трудностей пока пробился к своим, но пробивался с боем, где пришлось уложить немало автоматчиков, пока пробились в расположение наших частей. Мне лично пришлось заколоть штыком немецкого часового, охранявшего танки, застрелить автоматчика, который довольно таки основательно огрел меня прикладом по спине. Сколько же погибло от брошенных мною 3-х гранат, не знаю, не было времени наблюдать. Документы пришлось уничтожать одному под градом пуль и разрывов шрапнели и мин, но уничтожил все, хоть и пришлось отходить последним. Даже часть документов пронёс в сумке, которая даже спасла меня от осколка, который застрял в ней. Пришлось, конечно, туговато, был и голоден по пять суток, да ещё немного пострадал от контузии, плюс удар прикладом в спину и марш километров 500, это так изнурительно, что три дня пришлось поваляться собираясь с силами. По пути взял винтовку у тяжело раненого, который мне помог уничтожить автоматчика. Прорывать пришлось 7 колец. Наш отряд за это время сумел уничтожить несколько колонн машин противника (1240), 3 танка и много солдат и офицеров, едущих на этих машинах. Питались по деревням, вначале спасались в лесу, потом по хатам, где не было полицаев. Нам досталось, в особенности, в одной лощинке, которую мы назвали долиной смерти, пришлось идти по болотам по пояс в воде, вокруг же, как на маскараде, обвивали нас трассирующие пули и снаряды скорострельных пушек, но , несмотря на все трудности, прошли, без наших работников, 10 человек. Только 3 человека не вернулись, а возможно, и они придут, пока что неизвестно где. Несмотря на потёртости, приходилось в день делать 30-40 км. По ужаснейшей грязи Орловской области, я такой грязи ещё не видел, застревают даже тракторы. Сейчас нахожусь в г. Ефремов, Тульской области. После лесов как-то дико в городе, хотя и город небольшой. В первый же день в столовой покушал 4 вторых и одно первое, сейчас кушаю нормально. Если выслали посылку, то возможно, она и придёт ко мне, т.к. адрес мой остаётся прежний: полевая почта. Станция №679 п/я 1 литер «А». За храбрость и отвагу меня хотят представить к правительственной награде, к медали, посмотрим, что выйдет….
Ваш сын, брат, внук и т. д. не подведёт Самариных.
У себя приметил хорошую сторону – при большой опасности появляется исключительное хладнокровие, идёшь почти в полный рост по полю под пулями и думаешь лишь об одном, лишь бы не ранили, пусть лучше убьёт. Сейчас вспоминаю как во сне.
Здоровье восстанавливается с поразительной быстротой, уже опять работал по своей специальности….
Пока всё. Привет всем, всем знающим меня. С боевым приветом Пётр.
23.12.41
Поздравляю Вас с новым годом и желаю, чтобы этот новый год для фашистов стал бы роковым годом, т.е. позорной гибели. От Вас получил письмо и открытку, написанные отцом, правда, письмо было написано 2 месяца тому назад, а открытка 1 месяц, и за это спасибо. С востока письма получаю аккуратно (Куйбышев, Казань), а вот с юга с опозданием, хотя сейчас надо считаться с обстановочкой. Посылки не получал ни одной. Вам послал уже 4 перевода (500, 700, 500, 1000), последний отправил с другом, отправляющимся в тыл, не знаю, получили ли Вы его. Сейчас выписал аттестат на имя мамы на 600 руб. с декабря 1941 г., будете получать в военкомате. Скоро вышлю аттестат. От Кимотэ ничего нет. Писал ему письма в Москву, но Вы пишите, что он в Свердловске, этого я не знал. Теперь немного о себе. Я жив и здоров, чувствую себя прекрасно. Морозы на меня не действуют, одет я тепло, даже сверх тепло, приблизительно так: шинель, ватные брюки и куртка, валенки, меховая жилетка, шерстяная гимнастерка, суконные брюки, шерстяной свитер, теплое белье, шапка ушанка, шерстяной подшлемник и валенные портянки. Немцы же по-прежнему ходят в пилотках, ворованных шалях. Сейчас наступил решительный перелом, как Вы ясно видите из газет. Немца прем во всю. В одной из этих операций участвую и я, уже прошли с боем 80 км. и продолжаем преследовать отходящего, замерзающего противника. Фашисты оставляют много машин, вооружения и пачками сдаются в плен, все вшивые, одеты черт знает во что, почти все в дамское, прямо смех берет. При отходе сжигают все деревни, остаются лишь кое-какие домики, случайно уцелевшие. Жителей разгоняют на все четыре стороны, прямо страшно делается, как увидишь этот ад. Оставшиеся жители встречают со слезами на глазах и настроение совсем другое, чем до прихода немцев. Жители прямо спать не дают, все рассказывают бесчинства варваров, они перестреляли всех богов (иконы) для забавы, а о вещах нечего и говорить, все отобрали, осталось кое у кого закопанное добро. О всем даже трудно описать, хотя в газетах ярко показано всё, что происходит у нас на фронте. Занят я по горло, писать письма нет времени, но пишу Вам не реже, как 2-3 письма в месяц. Сейчас в особенности жаркое время, приходится догонять немца, не давая ему отдышаться и уничтожать всех до единого, пришедших к нам с целью завоевания, и это будет, уничтожим главные силы, а остатки добьют Украинские, белорусские и других областей партизаны. Им теперь идти некуда, они оторвались от своей страны на 2-3 тысячи км, а зимой протопать это расстояние в таком состоянии, в каком сейчас войска Гитлера, невозможно, да мы и не дадим им уйти, у нас земли для всех хватит, так и быть, выделим для каждого по 2 м в длину и 1 в ширину. О будущем мне думать не приходится, сейчас такая заваруха во всем мире, так что сейчас одна мысль, победить, а там видно будет, чем заняться. Вот уже полгода воюю, и время прошло незаметно, хотя и переходилось переживать, более чем пережил за всю свою молодую жизнь. Мосесов знаю в какой части находится, но адреса не знаю, так что если узнаете, то сообщите. Где ремизов не имею представления, по данному Вами адресу послал Александру нашему и Ремизову по 100 руб., наверно накрылись, здесь нас очень трудно искать. Известия последние от Вас получил три дня назад (открытка от отца от 23.11.41) Очень интересно взглянуть сейчас на Алика, он уже стал бегать и кое-что болтать. Как чувствует себя Лили, не скучает ли без Валентина? Прошу сообщить мне адреса Кимотэ, Валентина, Александра, Ремизова, Самодурова, правда писать некогда, но все же можно вырвать из 4-5-часогого сна несколько минут. Что-то молчит Надиночка, возможно ждет отдельное письмо, то это для меня трудная проблема. Привет всем-всем, знающим меня. Остаюсь Ваш любимый Петр.
Приписки. Морозов пока больших нет, но скоро стукнет. Остальные деньги не берегите для меня, а используйте. Не забывайте дедушки Самарина и выделяйте ему 100 р.
01.01.42
Новогодний привет с фронта! Здравствуйте дорогие мои! Шлю вам свой пламенный привет с фронта. Желаю вам счастливой жизни и энергичной работы для победы над заклятым врагом. Линия фронта, где я нахожусь, продвинулась уже на 80-100 км и теснит врага дальше до полного уничтожения. От Кимоте вчера получил письмо из Свердловска. Пишет, что отдохнул и готов с новыми силами взяться за работу на смерть врагам и на радость нашей страны. От вас письма получаю с большим опозданием на 1½ - 2 месяца, с востока письма идут лучше. Началась настоящая русская зима, так что немцам теперь капут, как выражаются пленные «дер Гансы», как мы их называем. Пересылаю на днях вам на 600 руб. в горвоенкомат. Здоровье прекрасное, настроение бодрое, мой девиз вперед и вперед до полного разгрома врага. Немного беспокоит зуб и спина, которая дает себя знать от удара прикладом, но уже проходит. Кимотэ сегодня посылаю письмо в Свердловск. Желаю вам здоровья и упорной работы. Передайте привет оружейнику Александру, пусть лучше готовит оружие, и танкисту Валентину, танкисту богатырю, танкисты – наша опора. С приветом, Петр. Получил открытку от отца от 23.11.41г. Приписки. Привет всем, всем, знающим меня. Этот год будет последний фашистам.
7.2.42
Здравствуйте дорогие мои папа, мама, Надиночка и Лили с Аликом!
Шлю я Вам свой пламенный, фронтовой большевистский привет с тех мест, где страна защищается от варваров, где из миллионов грудей бойцов, командиров и политработников создана стальная непроходимая стена, которая с каждым днем все теснит и теснит врага туда, откуда он пришел. Война требует жертв, в особенности такая война, которая разыгралась во всем мире, но павшие, в этой справедливой для нас, освободительной войне, будут вечно жить в сердцах народов всего прогрессивного человечества. Наш фронт, советско-германский, это сердце войны всего мира, и вся война, которая разразилась на всех континентах и морях мира, целиком зависит от войны на нашем фронте, поэтому сражаться за свободу на нашем фронте – это самая почетная и ответственная обязанность и дух. сила, воля, бессмертие поднимается у воинов нашей страны до беспредельной высоты, когда они чувствуют, что за ними следит весь мир. Наше дело правое – мы победим. Что-то Лили последнее время приуныла, ничего мне не пишет, пусть опишет, как чувствует Алик, и что он добился после апреля месяца 1941 года. За Валентина пусть не беспокоится, это умный и очень хитрый человек, такого вряд ли проведет противник, он своей силой и умом, надеюсь, истребит солидное количество варваров. Очень рад, что получили от меня аттестат, себя я не обижаю, не беспокойтесь, ведь я Вам отдаю меньше половины своего заработка, а деньги мне здесь почти не нужны, одевают, кормят, возят и т.д. – всё бесплатно. Только и расходы на стирку белья, кое-что из добавочных продуктов купишь, дашь, от себя, хозяйке хижины, где стоишь и т.д. Здесь себе я не отказываю, конечно, ни в чем. Так что используйте мои деньги на все 100%, только не забывайте дедушку Самарина и от меня передайте ему горячий боевой привет от самого младшего внука, ведь мы все, пожалуй, в него, здоровые, сильные, крепкие, высокие, теперь защищаем спокойную жизнь стариков. Два дня тому назад я видел расстрелянную немцами старуху 92 года, чего она им злого делала, просто мешала.
Попрошу собрать мне ещё посылочку, из вещей, конечно, ничего не надо, а вот мелочь, как нитки разные, иголочки, 5-6 разных простых пуговиц к нижнему белью, если достанете, обязательно пришлите расческу, хоть какую-нибудь, пусть хоть женскую, насчет одеколона, пожалуй, у Вас там не достать, но если представится возможность, то постарайтесь. Воротничков не надо, а вот платочков не мешало бы пары две, обязательно нужен перочинный нож, постарайтесь взять не рублевый, а хоть за 80-100 руб. Если будет нужно, деньги вышлю дополнительно. Основное не забудьте помнить чурчхелы и приблизительно всё то, что Вы вспомните. Приписка. Сообщите, как у вас там течет жизнь, сообщите кое-какие цены на мясо, молоко, сколько получаете хлеба, эти все сведения получают ребята, это писать можно.
Если найдете кубики, то пришлите, приходится носить из красной материи. (видимо, лычки)
8.3.42
Здравствуй родная мама! Сегодня имел большое счастье получить от тебя письмо, за которое сердечно благодарю, письмо от 16.2.42 г. (дошло за 22 дня) Одновременно получил еще три письма от друзей и знакомых. Я жив и здоров, полон энергии и сил до конца уничтожать немецкую сволочь. Вы там только представляете и читаете по газетам, а я здесь вижу все наяву. Пока всё. Поздравляю с днем рождения и днем 8-го марта.
Сын Петр. Привет всем.
22.3.42
Здравствуйте дорогие мои! Вчера получал два дорогих письма, одно от Надиночки от 2.3.42 и другое от Валентина от 8.3.42, где он сообщал, что скоро будет в Тбилиси! Письму Надиночки обрадовался, оно дышит заботой и охватывает почти все интересующие меня вопросы. Валентину, если он в Тбилиси, сообщите, что я целиком и полностью одобряю его действия и желаю ему успеха в его будущей боевой жизни. Он пишет, что просится в мою часть. Это, пожалуй, сделать можно, но у нас совсем противоположные военные специальности, так что вряд ли придется плечо к плечу громить фашистов, но где бы то не громил их он, мы всегда будем вместе, всегда будем устремлены к одной цели и наш Самаринский род не подведем. Надинке отвечаю, что меры к своему здоровью, конечно, принимаю, одеваюсь тепло, хотя всю зиму почти проходил в ватной тужурке. Умываюсь чаще снегом, иногда нет воды, а иногда по привычке и о болезни у меня даже нет и мысли. Надиночка пишет, что не смейся над ее советами, но смеяться приходится, но не над советами, а над вашим воображением и пониманием фронтовой жизни. Всё, что она описывает, об этом здесь давно забыто и запахи улетучились, но есть другие меры более простые, которые успешно употребляются. Надо учесть одно обстоятельство, что магазинов здесь нет, да и какой черт будет торговать в таком расстоянии от фронта, куда достает тяжелый артобстрел противника. 2 дня назад первый раз за 9 месяцев видел кино «Музыкальная история» и вчера слушал джаз каких-то «артистов», вспоминаешь всё как во сне, хотя прошло только 9 месяцев. Мысли устремлены к одной точке – победе, и все остальные мысли пассивны, часто сбиваешься со счета дням и опорного пункта нет, чтобы восстановить, какой же сегодня день, но всё это ещё больше озлобляет против разбивающих жизнь варваров, хочется встать и идти прямо смерти в лицо лишь только для того, чтобы победа была за нами. Ведь мне, молодому человеку, что сулит будущая жизнь? Всю жизнь стоять на коленях, или пожить, так как мне хочется, я согласен жизнь отдать за последнее, и если не, то миллионы других будут жить счастливо.
Сегодня вот уже 9 месяцев войны и совершился огромный переворот, а полная победа будет обязательно в этом году. Передайте привет всем-всем, знающим меня, с боевым приветом, Петр.
Приписки. Что-то от отца давно нет писем??? (Петру о его смерти не говорили) Простите за грязь, но сейчас уже 5.30 и сравнялось уже 60 часов как я ещё не смыкал глаз. Пожертвовал отдыхом в кино и концерт, но с 8.00 я свободен. Надина! Насчёт темы выбирай сама по вкусу. Мне не до этого, сейчас спроси у меня 2х2 сколько, я запнусь, а как уничтожить лучше фрица – отвечу (видимо, мама советовалась с ним, какую тему о войне ей выбрать для дипломной работы).
13.4.42
Здравствуйте дорогие мои! Сейчас имею свободное время, вот и решил написать маленькое известие о себе. Я сейчас дежурю и у меня свободного времени до 3.00, а сейчас только 00.20. Первым долгом сообщаю, что я жив и здоров, и это вас больше всего интересует из личных вопросов. За последние дни имею много свободного времени, потому что нахожусь... (судя по всему, вычеркнула цензура). Вчера была так называемая «пасха» и, между прочим, неудачный день для меня лично, потому что только сейчас я очухался от разорвавшегося пасхального гостинца. Мне просто повезло, разорвался в каких-нибудь 10-12 метрах, но меня не задел даже осколками, отделался только тем, что спланировал метров 5-6 и кирпичем зацепило за спину, но это мне не привыкать. Аналогичный случай, почти такой же, был и раньше, прямо почти точь-в-точь, только сейчас пришлось часика два отлежаться, как раз угодил в артиллеристский шквал. На я на это не обращаю внимания, война, ничего не поделаешь, всё бывает, бывает и хуже. На днях написал письмо Лили, Татьяне М. Настроение бодрое, духом не падал, да и не думаю. Лозунг: вперед - это моя психология. От Надиночки получил замечательное письмо, рад за нее. От Лили получил письмо и даже с фотокарточкой Олега. Кимотэ пишет, как только имеет время, он сильно занят, так что ему простительно если от него долго ничего нет, то знай, что он занят. Концерт войны не прекращается ни днем, ни ночью, даже когда стихает на 1-2 часа, то как-то становится жутко. Днем наблюдаю за берегом, на котором находится противник. 2 дня тому назад наблюдал отрадную картину, как наши ястребки сбили немецкий аэростат колбасу, даже люди не успели выпрыгнуть с парашютами, охотились за этим аэростатом несколько дней, наконец сожгли или как здесь говорят бойцы, поджарили колбасу. От Александра и Валентина последнее время ничего не получал, а Валентину даже не знаю куда писать, какой его новый адрес??? Надиночка напрасно беспокоится о мелочах, я это постараюсь и здесь достать, на войне все братья и сестры, так что не откажут ни в чем, последним поделятся, взаимопомощь - это первое на войне. Ожидаю письмо от мамы, она так прекрасно пишет, и главное о том, что меня больше интересует. От отца уже не получал месяца 4 писем. Надинка, насчет тем нет времени думать, постарайся, достань сама, вообрази, хотя все это трудно по... в рассказах, кино и картинках. Привет дедушке. Ваш Петр.
Добавки по бокам: Извините, что написано грязно… (далее не разборчиво, что то со светом). Новый аттестат послал на ваше ….(порвано). Вернусь «домой», т.е. в тот адрес, что на конверте, надеюсь, что-нибудь найду от вас или от Кимотэ. Сегодня разохотился, написал письма Кимотэ и Александру. Весна, уже кажется и здесь, уже хочет таять снег, вода в…
21.4.42
Здравствуйте мои дорогие мама, Надиночка, Лили и Алик! Первым долгом сообщаю, что я жив и здоров, а это, пожалуй, вас интересует больше всего. На днях узнал то, что вы скрывали от меня в течение 6-ти месяцев, т.е. о том, что умер наш дорогой папа. Это я подозревал и раньше, и давно читал между строчек от Вас, но теперь получил от Кимотэ конкретное письмо. То, что скрывали, то это напрасно, это только терзало меня и теперь, узнав о случившемся большом несчастье, я чувствую довольно спокойно, так как, что случилось, того уж не вернуть, да и к тому в такое время. Кимотэ пишет правду, во-первых я уже немного возмужал, и во-вторых, вернее самое главное, я видел и вижу и много буду еще видеть цену жизни. Вам желаю меньше расстраиваться, в особенности Надиночке, ведь ей во что бы то ни стало надо закончить академию. А о нас не беспокойтесь, мы отомстим за отца, и месть эта будет жестокой. Мамочке тоже нужно сохранить себя, ведь пусть знает, что у нее есть защитники - четыре сына-бойца и дочь, и что для них надо ещё - жить. Духом я не падаю, да мне и нельзя падать, если малейшая заминка в мысли, духе, то это может обойтись дорого тысячам. Я ещё с большей энергией возьмусь за свое «святое дело» и буду мстить врагу за весь народ, за отца, так меня учил отец и когда провожал меня в армию, то сказал: «Будь сыном Родины, радостью нашей и если надо будет, то отдай жизнь свою за дело Родины, но отдай дорого». Я ему обещал выполнять свято его советы и сейчас повторяю, «что клянусь, отец, выполнять все твои советы, хоть ты и в могиле». Родные мои, еще раз повторяю, меньше расстраивайтесь, этим будете расстраивать нас, хотя не раз уже приходилось смотреть смерти в глаза и сердце очерствело. Работаю очень много, но это все надо, времени исключительно мало, буду стараться писать по возможности чаще. От мамы получил письмо по приезду 15.4.42, также и от Кимотэ. Желаю успеха Надиночке, пусть меньше беспокоится обо мне, я был здоров и буду вечно таким. Передайте привет всем-всем, знающим меня. Ваш Петр.Приписки. Надинка пишет, что вы оставляете для меня деньги, повторяю, что они мне ни к чему, расходуйте полностью. Если мало будет, могу увеличить. Весна в разгаре. Тает снег, скоро будет травка.
17.5.42
Здравствуйте мои дорогие! Вот только два часа как прибыл с передовой и решил сообщить о себе. Сегодня застал дома несколько писем и, между прочим, открытку от нашего отца от 25.8.41 года? Где она пропадала, не знаю, но это видимо последнее его известие, полученное мной. Остальные письма были от знакомых, два от родных друга, который пропал без вести в октябрьских пертурбациях, был вместе со мной, я запросил семью в надежде, может быть они что-нибудь о нем знают. Но и они с тех пор о нем ни слова не знают. Я в данный момент жив и здоров, немного устал, находясь вечно под веселой свистопляской - там, на непосредственной передовой. Но сегодня мне дали день отдыхать, отдохну и опять за работу, а сейчас наступает страдная пора, весна в полном разгаре, дороги уже подсохли, хотя в лощинах еще лежит кое-где снег. Солнышко печет вовсю. Последний раз я Вам писал 4.5.42, где сообщал о полученных от Вас письмах, сейчас пока ничего нет, но надеюсь, скоро появятся. От Кимотэ получил письмо, но я уже о нем Вам сообщал. От Валентина последнее получил из Нахичиванской АССР, сел. Ауш. От Александра тоже есть одно письмецо из Крыма, подал рапорт о его переводе ко мне, но вряд ли что получится, уж очень далеко он от меня. Настроение замечательное, весеннее, май действует освежающе, появилась травка и т.д. На днях вручат медаль, приказ был еще 26.4.42, должны были дать 2.5.42, но меня не было дома. Сообщите, получили ли новый аттестат, я его выслал на военкомат, а то с мая месяца надо получать деньги по новому аттестату. Сколько получаете пособия или пенсию за папу, все отпишите, ведь меня это очень интересует, хватает ли денег, а то можно выслать еще.
С приветом. Целую Вас, Петр.
Приписка. Как дела у Надиночки, пусть крепится и кончает академию, это будет своего рода месть Гитлеру за отца. Передайте привет всем-всем, знающим меня.
23.5.42
Здравствуйте дорогие мои! Получил от Надиночки письмо от 2.5.42, также от Кимотэ от 13.5.42 и письмо от Тани Мосесовой, был очень рад. Кимотэ пишет коротко и ясно, видно по письму, что дела у него не плохи, хотя работы хватает. Я по-прежнему жив и здоров, чувствую себя прекрасно. Вчера сменил зимнее обмундирование на летнее, стало тепло, цветет черемуха, через дней 20-25 будет сирень. Умываться хожу к реке, сплю на соломе на открытом воздухе, прямо по-летнему. Дорогие мои! Сейчас начинаются самые решающие дни в нашей отечественной войне, т.е. если будет задержка в письмах, с моей стороны, то не беспокойтесь, это все зависит от движения и перемещения, которые сейчас начинаются, а в такое время ППС работает не совсем нормально. Почему Вы от меня не получаете более месяца письма - не пойму. Я посылаю Вам регулярно письма через 7-10 дней, максимум 12. Как я уже Вам сообщал, нитки и пуговицы получил в конвертах, теперь попрошу, если можно, то перешлите таким же способом носовые платочки, которых у меня мало, вернее, пользуюсь простыней, которую изорвал на носовые платки, а тот комплект, который был у меня и то, что присылали мне Вы, как Вам известно, мне пришлось оставить по независящим от меня причинам.
Надиночка что-то унывает, как видно по ее письму, пусть помнит, что у нее есть братья-войны и мать, которые следят за ее успехами, будучи и в трудных условиях, и гордятся, когда произносят слово «сестра-художница», защищает диплом на тему «Отечественная война». Мамочка пусть крепится и не теряет надежды, мы вернемся все после победы над коварным врагом. Александру конечно сейчас приходится туговато, но он у нас здоровяк - все выдержит. О переводе его ко мне мне пока отказали, но буду добиваться ещё. Лили пусть тоже ходит с поднятой головой и гордится мужем, замечательным мужем, и, если надо будет, то и отважным командиром. Пусть лучше следит за Олегом и к нашему возвращению он должен быть здоровеньким мальцом - Самаринцем. Приписки. Отдельно передайте привет Лидии Васильеве с детьми. С Мосесовым Александром имею регулярную переписку и иногда разговариваю по аппарату. Ваш Пётр. Сообщите, получили ли деньги по новому аттестату, который вводиться с мая месяца? Как здоровье дедушки Самарина, бабушки, а также Хозиных. Горячий привет передайте друзьям папы и поблагодарите от меня за пламенное сочувствие к нашему семейному горю.
30.5.42
Здравствуйте мои дорогие мама, Надиночка и Лили с Аликом! Шлю Вам свой пламенный фронтовой привет. От Надины и мамы получил вчера письмо от 12.5.42 и от Кимотэ от 21.5.42 (удивительно быстро дошло). Рад, что Вы, т.е. мама, Надиночка и Лили с Аликом благополучны, желаю Вам хорошей жизни и радостной свтречи с нами - фронтовиками. Получил наконец одно из первых писем, где Вы наконец-то решились написать мне правду, из которой я узнал много нового, что меня интересовало. Удивляюсь, почему Вы получили письмо мое, посланное из Ефремова, вместе с деньгами 2.11.41 года после 10-го декабря? Это, конечно, очень и очень обидно, телеграммы я дать не мог, не было с Вами связи. Отец был прав, Петр не пропадет и не отдаст жизнь так просто, потому что жизнь мне дорога и я ещё хочу ее сохранить для будущей счастливой жизни и только в критический момент могу отдать и ее, но повторяю тысячу раз - не дешево и только за Родину. Первой моей местью за отца пусть будет (зачеркнуто), то, что я посылаю Вам вместе с данным письмом, т.е. выписка из газеты о моем награждении. Большую благодарность от меня передайте лично Сумбату Гарибян, который остался верным другом отца до конца его жизни, а также передайте привет и его Ольге с детьми. Особую благодарность передайте Лидии Васильевне - она, чувствую нашу глубокую скорбь, пришла к нам, чтобы помочь и духовно, и физически. Также от всего сердца благодарю Тарасовых и Немцовых, а также и всех папиных друзей, не забывших его и на смертном одре, и пришедших отдать последний долг человеку, который считался одним из лучших отцов, лучшим мужем и другом честных и трудолюбивых людей. Да! Пусть он спит спокойно, а мы - его потомство - будем продолжать его плодотворные идеи и дела, принесшие много пользы нашей Родине. Здоровье мое прекрасное, со дня на день ждем решающих боев как на нашем фронте, так и на других фронтах. Беспокоюсь за Александра, но он парень крепкий. Кимотэ пишет, что у него все в порядке. Приписка. С мая месяца должны давать по новому аттетату, сообщите как получаете и на чьём вы теперь считаетесь иждивении, опишите подробно. Передайте привет всем-всем родным, знакомым, друзьям, соседям, знающим меня. Ваш Пётр.
8.7.42
Здравствуйте мои дорогие!
От Вас получаю регулярно письма, вот и решил написать маленькую записочку, на большую нет времени, да всё равно, если писать всё, то не хватит и 10 листов. Здоровье моё прекрасное и бодрое. Питание замечательное, купаюсь в реке и т.д. За меня не беспокойтесь. Сейчас начались горячие денечки и работы много, часто бываю впереди. Сплю на травке, прямо как на даче. Враг пытается прорваться и в последних своих предсмертных судорогах хватается за все, но это ему не удастся, наша сила огромна, это он испытал и испытает когда это потребуется и будет необходимо. От Кимотэ получил одно письмо из Москвы и одно с Карельского фронта, у него все по-прежнему. От Александра и Валентина пока ничего нет. Надина! Сообщи как у тебя дела с Академией? Что-то я смутно представляю, что думаешь делать дальше. Будь смелее, пробивай себе дорогу, Духом не падай. Целую Вас всех, всех - Петр. Привет всем, всем.
16.7.42
Здравствуйте дорогие мои! Получил письма от Лили, мамы и Надины два - очень рад. Желаю Лили поправиться и найти Валентина. Я жив и здоров, извините, что пишу мало, сами знаете, какое положение, враг рвется вперед, но и наши бойцы не подведут и победа будет за нами, хотя победа достается не легко, но она будет обязательно наша. Воюю с исключительным напряжением, но для Вас важно, что я жив и здоров. От Кимотэ нового ничего нет, также и от Александра и Валентина. Ну, всё, с приветом, Петр.
Привет всем, всем. Не скучайте, после войны соберемся и все будет Весело. Самарин.
26.7.42
Интересно на карточке: посылается без марки. Стоит штемпель - «Просмотрено военной цензурой»! Ниже (подчеркнуто): Указать обязательно - № полка, роты, взвода, дивизиона, батареи или название военного учреждения. Воспрещается указывать - № бригады, дивизии, корпуса, армии, название фронта, области, города, местечка.
Здравствуйте мои дорогие мамочка и Надиночка! Последнее письмо от Вас получил с сообщением об отъезде Лили, после этого пока ничего не получал. Да! Вам теперь вдвоем скучновато, имея такую большую семейку, да еще такую веселую, но ничего не поделаешь, того требует Родина. Враг всячески стремится отрезать Кавказ от нас, но мы должны всячески воспрепятствовать этому, так как Кавказ - это для нас играет большую роль в войне, нефть, хлеб и т.д. Теперь письма наверное будут сильно задерживаться в связи с обстановкой, так что не беспокойтесь, если не будет долго писем от меня. Я жив и здоров, полон энергии громить врага, питание замечательное, настроение бодрое. Кругом зелень, красота, но это все меркнет перед беспрерывным грохотом, гулом разрывов и смрадом, поднятым тысячами танков, людей, машин и разрывами, бои идут упорные. С приветом, Петр.
Приписка. Меня здесь уважают и любят за мой веселый характер.
13.8.42
Здравствуйте мои дорогие! Сегодня приехал «домой» и получил долгожданные два письма от Надиночки и мамы от 20.7.42. Последнее время я потерял надежду, что получу письмо от Вас в связи с обстановкой, но как видите, получил, не знаю как доходят мои письма. Я сейчас не сижу на месте больше 2-3 часов, вечно в разъездах по спец. заданиям, даже немного похудел, но это всё ерунда, здоровье замечательное и бодрое. От Кимотэ, Александра и Валентина давно ничего не получал. Письма пишу по мере возможности, так что если кому-либо мало пишу, пусть спишут за счет войны. Гады лезут к Вам на Кавказ - нашли лакомый кусочек, но надеюсь, наши их там потрепят, а потом отобьют. Ну всего наилучшего. Не скучайте, крепитесь, Настал критический момент.
Ваш - Петр.
Приписка. На днях можно будет поздравить Кимотэ и Аню с ребёнком. Странный он человек.
16.8.42
Здравствуйте мои дорогие мама и Надиночка! Сегодня получил открытку от Надины, где она пишет, что не получаете письма от меня уже около месяца, а я, между прочим, пишу с интервалом не более 10 дней, даже чаще, придерживаясь указаниям, данным еще папой. На днях получил письмо от Кимотэ, из Свердловска и от Вас открытку от мамы и письмо от Надины с довольно-таки подробным описанием своих перспектив, которые я поддерживаю. Волна боев меня немного не захватила, так что у нас довольно-таки тихо по сравнению с тем, что делается на юге. На юге нависла смертельная угроза, враг лезет все дальше, так что на Александра, Валентина и всех бойцов лежит тяжелая задача остановить и разгромить врага. Мои дела идут по-прежнему хорошо, сносное то, что здоровье отличное, питание замечательное и крепок дух командира Красной Армии. Дома бываю редко, например, сегодня только приехал и пожалуй сейчас уеду опять вперед. Время течет ужасно быстро, я и не заметил как пролетела весна и вот на исходе уже лето, зато осень прошлого года и зима длились долго. Обо мне не беспокойтесь, я с каждым днем здоровею и о болезни даже и не думаю. Вот Вы там лучше не падайте духом, будьте тверды, как нас учил отец, меньше нужно хныкать и кидаться в панику, это самое плохое дело. Надеюсь, враг будет остановлен на Вашем направлении и отброшен, а мы уж здесь постараемся. Ну вот, пока всё. Приписка. От Мосесова получил письмо, передает привет Вам. Передайте привет от меня всем-всем, знающим меня. Ваш Петр.
26.9.42
Здравствуйте мои дорогие мамочка и Надиночка!
От Вас жду известий, но уже довольно-таки долго ничего не получал, беспокоюсь за Вас, ведь у Вас там сложная обстановка. Я пишу Вам письма часто, не реже 8-10 дней - одно. Я по-прежнему жив и здоров, чувствую себя превосходно, конечно, это в отношении здоровья, а так вообще переживать приходится и за себя, и за Вас, и вообще за всех. Сейчас у нас здесь спокойно, редко постреливают, для разнообразия. Недавно начались холодные дни, но вот последние два дня наступила прямо настоящая жара, прямо удивительно. За меня не беспокойтесь, я живу пока довольно-таки хорошо, к обстановке окружающей так привык, что кажется так и вообще жить надо, но это не плохо, вот только за Вас приходится беспокоиться. От Кимотэ тоже давно ничего не получал, а также и от остальных родных и знакомых, но на днях надеюсь что-нибудь получить. Не падайте духом, будьте мужественны. Ну, кажется всё, привет всем-всем. Письма пишите только по новому адресу на обороте. Ваш - Петр.
14.10.42
Здравствуйте мои дорогие мама и Надиночка! Вчера имел большую радость получить от Вас долгожданное письмо, от какого числа, мне установить не пришлось, но по содержанию, думаю, числа от 14.7.42. Со стихами Валентина, да, действительно, Валентин оригинален, но и молодец, написал замечательные стихи. Я их тут прочел многим, и всем они понравились. Эти стихи с маленькой переделкой постараюсь поместить в газете. Очень рад Вашему благополучию и тому, что хоть семья дяди Паши вырвалась из пасти фашистов, их надо постараться устроить где-нибудь в районе, им там будет гораздо легче жить, гораздо легче можно будет достать продукты и т.д. Положение в городах я знаю, потому и советую районы. Валентину и Александру сообщите мой новый адрес, Валентину я пишу письма, но ответа пока нет. Вот Александра не знаю адреса, старый наверно недействительный. От Кимотэ нового пока ничего нет. Здоровье мое прекрасное, за меня не беспокойтесь. Куртка Надиночки и кашне Танечки сильно выручают, в особенности сейчас - стало довольно-таки прохладно. На куртку всегда ложусь, кашне под голову и шинелью накрываюсь - красота, жаль только то, что куртку нельзя надевать, она мне мала в плечах. Попрошу, если возможно, то присылайте в письмах платочки, нитки, это дело практикуется часто и ребята получают. Сообщите, где наши остальные родственники - дядя Аша с семьей и т.д. От меня горячий фронтовой привет передайте Лид. Вас. с семьей, Сумбату с Ольгой и семьей, Прасковье Тих. с Таней, Шемину с семьей, Ремизовым, дедушке, бабушкам, тете Маше с мужем, тете Дусе, всем Коноваловым, всем соседям и вообще всем-всем, знающим меня. Поддерживайте тетю Таню с семьей. Вас любящий сын, брат, внук, племянник, родственник и знакомый - Петр.
28.10.42
Здравствуйте мои дорогие мама, Надиночка, Лили и Алик!
На днях получил письмо от Надины от 27.9.42 (шло месяц), да такое больщое, прямо удивился, самое главное, подробное, за что, конечно, благодарю, теперь жду письма от Лили с описанием о путешествии к Валентину. Поздравляю Вас с наступающим Великим праздником - 25-й годовщиной Октябрьской революции. Вот уже 25 лет наш Союз стоит незыблемый и вот уже более 14-ти месяцев мы его защищаем от варваров и не бывать тому, чтобы мы находились бы под пятой рабства, лучше честно умереть, как пишет Валентин, чем отдать в руки врагу нашу Родину.
Мы уже получили кое-что из зимнего обмундирования - шапку-ушанку меховую, меховой жилет, свитер, ватные брюки, шерстяные носки, рукавицы. Благодарим трудовой фронт за заботу о нас. Праздники пройдут для меня так же, как и проходили все праздники, как раз в праздники будет много работы. За меня не беспокойтесь, я не сую нос там, где не надо, так что, Надиночка, напрасно не беспокойся, где уж нужно, там приходится и лезть, на то война. От Валентина и Сашки ничего пока нет, Кимотэ пишет - живу с Аней, в январе ждут ребенка, а кто ему Аня - жена или кто - не пишет, вообще он имеет странный характер, рвется к фронту. Насчет аттестата глупостей не пишите, я тут питаюсь в несколько раз лучше Вашего, так что мне деньги не нужны. Надина! Работа у тебя интересная и по специальности, так что советую продолжать, но и не забывать, что диплом все же надо получить, а то халтура-халтурой, а без диплома так - кустарь одиночка. То, что просидела сутки - это полезно, будете знать, что такое военная дисциплина в военное время, не будете нарушать приказов. Пишите, как Алик, мне писал Валентин, что он плохо пока говорит, ведь ему через 3 дня будет три года? Поздравляю его с днем рождения. Ну, кажется, пока всё, привет всем-всем, знающим меня, В
Сразу прошу извинения у читателей за то, что привожу письма практически целиком с некоторыми понятными только родственникам, подробностями, фамилиями и именами. По сути это реальные исторические документы, которые не поднимается рука сильно редактировать. Может быть именно этим они и будут интересны. Они лучше всего передают суровое дыхание войны, заботы, мысли и настроения бойцов.
4.7.41.
Здравствуйте мои дорогие! Недавно посылал вам письмо, вот опять вырвал кусочек времени. Я жив и вполне здоров, настроение прекрасное. Помню папины слова перед отъездом на службу в армию. Слова отца и Валентина. На меня можете надеяться, я ни Вас ни себя не осрамлю, буду биться до последней капли крови и, если будет нужно, то отдам и жизнь за нашу Родину. Враг коварен и силён, но не сломить силу народную. Сегодня читал речь Сталина. Ещё раз напоминаю, если долго не будет писем, не обижайтесь, время от времени буду писать письма. Работы больше чем много, нас было трое, одного уже убили ,осталось нас двое, очень трудно справляться с работой, но я не унываю, всё что в силах сделаю и отдам Родине. Передайте мой горячий боевой пламенный привет всем, всем знающим меня и ждите меня только с победой.
Ну, кажется всё. (подпись)
4.11.41.
Здравствуйте мои дорогие папа, мама, Надина, Лили с Аликом. Надеюсь, эта вся наша семья осталась дома. Остальные все сражаются за Родину. Вам послал в последние пять дней две весточки, теперь же, решил написать письмо более подробное, пока имею свободное время. До последнего времени письма я писал Вам довольно аккуратно, только вот с числа 5.10.41 прекратилась связь из-за причины, заставившей меня бродить до 1.11.41., пробиваясь к своим частям. Конечно, пришлось преодолеть немало трудностей пока пробился к своим, но пробивался с боем, где пришлось уложить немало автоматчиков, пока пробились в расположение наших частей. Мне лично пришлось заколоть штыком немецкого часового, охранявшего танки, застрелить автоматчика, который довольно таки основательно огрел меня прикладом по спине. Сколько же погибло от брошенных мною 3-х гранат, не знаю, не было времени наблюдать. Документы пришлось уничтожать одному под градом пуль и разрывов шрапнели и мин, но уничтожил все, хоть и пришлось отходить последним. Даже часть документов пронёс в сумке, которая даже спасла меня от осколка, который застрял в ней. Пришлось, конечно, туговато, был и голоден по пять суток, да ещё немного пострадал от контузии, плюс удар прикладом в спину и марш километров 500, это так изнурительно, что три дня пришлось поваляться собираясь с силами. По пути взял винтовку у тяжело раненого, который мне помог уничтожить автоматчика. Прорывать пришлось 7 колец. Наш отряд за это время сумел уничтожить несколько колонн машин противника (1240), 3 танка и много солдат и офицеров, едущих на этих машинах. Питались по деревням, вначале спасались в лесу, потом по хатам, где не было полицаев. Нам досталось, в особенности, в одной лощинке, которую мы назвали долиной смерти, пришлось идти по болотам по пояс в воде, вокруг же, как на маскараде, обвивали нас трассирующие пули и снаряды скорострельных пушек, но , несмотря на все трудности, прошли, без наших работников, 10 человек. Только 3 человека не вернулись, а возможно, и они придут, пока что неизвестно где. Несмотря на потёртости, приходилось в день делать 30-40 км. По ужаснейшей грязи Орловской области, я такой грязи ещё не видел, застревают даже тракторы. Сейчас нахожусь в г. Ефремов, Тульской области. После лесов как-то дико в городе, хотя и город небольшой. В первый же день в столовой покушал 4 вторых и одно первое, сейчас кушаю нормально. Если выслали посылку, то возможно, она и придёт ко мне, т.к. адрес мой остаётся прежний: полевая почта. Станция №679 п/я 1 литер «А». За храбрость и отвагу меня хотят представить к правительственной награде, к медали, посмотрим, что выйдет….
Ваш сын, брат, внук и т. д. не подведёт Самариных.
У себя приметил хорошую сторону – при большой опасности появляется исключительное хладнокровие, идёшь почти в полный рост по полю под пулями и думаешь лишь об одном, лишь бы не ранили, пусть лучше убьёт. Сейчас вспоминаю как во сне.
Здоровье восстанавливается с поразительной быстротой, уже опять работал по своей специальности….
Пока всё. Привет всем, всем знающим меня. С боевым приветом Пётр.
23.12.41
Поздравляю Вас с новым годом и желаю, чтобы этот новый год для фашистов стал бы роковым годом, т.е. позорной гибели. От Вас получил письмо и открытку, написанные отцом, правда, письмо было написано 2 месяца тому назад, а открытка 1 месяц, и за это спасибо. С востока письма получаю аккуратно (Куйбышев, Казань), а вот с юга с опозданием, хотя сейчас надо считаться с обстановочкой. Посылки не получал ни одной. Вам послал уже 4 перевода (500, 700, 500, 1000), последний отправил с другом, отправляющимся в тыл, не знаю, получили ли Вы его. Сейчас выписал аттестат на имя мамы на 600 руб. с декабря 1941 г., будете получать в военкомате. Скоро вышлю аттестат. От Кимотэ ничего нет. Писал ему письма в Москву, но Вы пишите, что он в Свердловске, этого я не знал. Теперь немного о себе. Я жив и здоров, чувствую себя прекрасно. Морозы на меня не действуют, одет я тепло, даже сверх тепло, приблизительно так: шинель, ватные брюки и куртка, валенки, меховая жилетка, шерстяная гимнастерка, суконные брюки, шерстяной свитер, теплое белье, шапка ушанка, шерстяной подшлемник и валенные портянки. Немцы же по-прежнему ходят в пилотках, ворованных шалях. Сейчас наступил решительный перелом, как Вы ясно видите из газет. Немца прем во всю. В одной из этих операций участвую и я, уже прошли с боем 80 км. и продолжаем преследовать отходящего, замерзающего противника. Фашисты оставляют много машин, вооружения и пачками сдаются в плен, все вшивые, одеты черт знает во что, почти все в дамское, прямо смех берет. При отходе сжигают все деревни, остаются лишь кое-какие домики, случайно уцелевшие. Жителей разгоняют на все четыре стороны, прямо страшно делается, как увидишь этот ад. Оставшиеся жители встречают со слезами на глазах и настроение совсем другое, чем до прихода немцев. Жители прямо спать не дают, все рассказывают бесчинства варваров, они перестреляли всех богов (иконы) для забавы, а о вещах нечего и говорить, все отобрали, осталось кое у кого закопанное добро. О всем даже трудно описать, хотя в газетах ярко показано всё, что происходит у нас на фронте. Занят я по горло, писать письма нет времени, но пишу Вам не реже, как 2-3 письма в месяц. Сейчас в особенности жаркое время, приходится догонять немца, не давая ему отдышаться и уничтожать всех до единого, пришедших к нам с целью завоевания, и это будет, уничтожим главные силы, а остатки добьют Украинские, белорусские и других областей партизаны. Им теперь идти некуда, они оторвались от своей страны на 2-3 тысячи км, а зимой протопать это расстояние в таком состоянии, в каком сейчас войска Гитлера, невозможно, да мы и не дадим им уйти, у нас земли для всех хватит, так и быть, выделим для каждого по 2 м в длину и 1 в ширину. О будущем мне думать не приходится, сейчас такая заваруха во всем мире, так что сейчас одна мысль, победить, а там видно будет, чем заняться. Вот уже полгода воюю, и время прошло незаметно, хотя и переходилось переживать, более чем пережил за всю свою молодую жизнь. Мосесов знаю в какой части находится, но адреса не знаю, так что если узнаете, то сообщите. Где ремизов не имею представления, по данному Вами адресу послал Александру нашему и Ремизову по 100 руб., наверно накрылись, здесь нас очень трудно искать. Известия последние от Вас получил три дня назад (открытка от отца от 23.11.41) Очень интересно взглянуть сейчас на Алика, он уже стал бегать и кое-что болтать. Как чувствует себя Лили, не скучает ли без Валентина? Прошу сообщить мне адреса Кимотэ, Валентина, Александра, Ремизова, Самодурова, правда писать некогда, но все же можно вырвать из 4-5-часогого сна несколько минут. Что-то молчит Надиночка, возможно ждет отдельное письмо, то это для меня трудная проблема. Привет всем-всем, знающим меня. Остаюсь Ваш любимый Петр.
Приписки. Морозов пока больших нет, но скоро стукнет. Остальные деньги не берегите для меня, а используйте. Не забывайте дедушки Самарина и выделяйте ему 100 р.
01.01.42
Новогодний привет с фронта! Здравствуйте дорогие мои! Шлю вам свой пламенный привет с фронта. Желаю вам счастливой жизни и энергичной работы для победы над заклятым врагом. Линия фронта, где я нахожусь, продвинулась уже на 80-100 км и теснит врага дальше до полного уничтожения. От Кимоте вчера получил письмо из Свердловска. Пишет, что отдохнул и готов с новыми силами взяться за работу на смерть врагам и на радость нашей страны. От вас письма получаю с большим опозданием на 1½ - 2 месяца, с востока письма идут лучше. Началась настоящая русская зима, так что немцам теперь капут, как выражаются пленные «дер Гансы», как мы их называем. Пересылаю на днях вам на 600 руб. в горвоенкомат. Здоровье прекрасное, настроение бодрое, мой девиз вперед и вперед до полного разгрома врага. Немного беспокоит зуб и спина, которая дает себя знать от удара прикладом, но уже проходит. Кимотэ сегодня посылаю письмо в Свердловск. Желаю вам здоровья и упорной работы. Передайте привет оружейнику Александру, пусть лучше готовит оружие, и танкисту Валентину, танкисту богатырю, танкисты – наша опора. С приветом, Петр. Получил открытку от отца от 23.11.41г. Приписки. Привет всем, всем, знающим меня. Этот год будет последний фашистам.
7.2.42
Здравствуйте дорогие мои папа, мама, Надиночка и Лили с Аликом!
Шлю я Вам свой пламенный, фронтовой большевистский привет с тех мест, где страна защищается от варваров, где из миллионов грудей бойцов, командиров и политработников создана стальная непроходимая стена, которая с каждым днем все теснит и теснит врага туда, откуда он пришел. Война требует жертв, в особенности такая война, которая разыгралась во всем мире, но павшие, в этой справедливой для нас, освободительной войне, будут вечно жить в сердцах народов всего прогрессивного человечества. Наш фронт, советско-германский, это сердце войны всего мира, и вся война, которая разразилась на всех континентах и морях мира, целиком зависит от войны на нашем фронте, поэтому сражаться за свободу на нашем фронте – это самая почетная и ответственная обязанность и дух. сила, воля, бессмертие поднимается у воинов нашей страны до беспредельной высоты, когда они чувствуют, что за ними следит весь мир. Наше дело правое – мы победим. Что-то Лили последнее время приуныла, ничего мне не пишет, пусть опишет, как чувствует Алик, и что он добился после апреля месяца 1941 года. За Валентина пусть не беспокоится, это умный и очень хитрый человек, такого вряд ли проведет противник, он своей силой и умом, надеюсь, истребит солидное количество варваров. Очень рад, что получили от меня аттестат, себя я не обижаю, не беспокойтесь, ведь я Вам отдаю меньше половины своего заработка, а деньги мне здесь почти не нужны, одевают, кормят, возят и т.д. – всё бесплатно. Только и расходы на стирку белья, кое-что из добавочных продуктов купишь, дашь, от себя, хозяйке хижины, где стоишь и т.д. Здесь себе я не отказываю, конечно, ни в чем. Так что используйте мои деньги на все 100%, только не забывайте дедушку Самарина и от меня передайте ему горячий боевой привет от самого младшего внука, ведь мы все, пожалуй, в него, здоровые, сильные, крепкие, высокие, теперь защищаем спокойную жизнь стариков. Два дня тому назад я видел расстрелянную немцами старуху 92 года, чего она им злого делала, просто мешала.
Попрошу собрать мне ещё посылочку, из вещей, конечно, ничего не надо, а вот мелочь, как нитки разные, иголочки, 5-6 разных простых пуговиц к нижнему белью, если достанете, обязательно пришлите расческу, хоть какую-нибудь, пусть хоть женскую, насчет одеколона, пожалуй, у Вас там не достать, но если представится возможность, то постарайтесь. Воротничков не надо, а вот платочков не мешало бы пары две, обязательно нужен перочинный нож, постарайтесь взять не рублевый, а хоть за 80-100 руб. Если будет нужно, деньги вышлю дополнительно. Основное не забудьте помнить чурчхелы и приблизительно всё то, что Вы вспомните. Приписка. Сообщите, как у вас там течет жизнь, сообщите кое-какие цены на мясо, молоко, сколько получаете хлеба, эти все сведения получают ребята, это писать можно.
Если найдете кубики, то пришлите, приходится носить из красной материи. (видимо, лычки)
8.3.42
Здравствуй родная мама! Сегодня имел большое счастье получить от тебя письмо, за которое сердечно благодарю, письмо от 16.2.42 г. (дошло за 22 дня) Одновременно получил еще три письма от друзей и знакомых. Я жив и здоров, полон энергии и сил до конца уничтожать немецкую сволочь. Вы там только представляете и читаете по газетам, а я здесь вижу все наяву. Пока всё. Поздравляю с днем рождения и днем 8-го марта.
Сын Петр. Привет всем.
22.3.42
Здравствуйте дорогие мои! Вчера получал два дорогих письма, одно от Надиночки от 2.3.42 и другое от Валентина от 8.3.42, где он сообщал, что скоро будет в Тбилиси! Письму Надиночки обрадовался, оно дышит заботой и охватывает почти все интересующие меня вопросы. Валентину, если он в Тбилиси, сообщите, что я целиком и полностью одобряю его действия и желаю ему успеха в его будущей боевой жизни. Он пишет, что просится в мою часть. Это, пожалуй, сделать можно, но у нас совсем противоположные военные специальности, так что вряд ли придется плечо к плечу громить фашистов, но где бы то не громил их он, мы всегда будем вместе, всегда будем устремлены к одной цели и наш Самаринский род не подведем. Надинке отвечаю, что меры к своему здоровью, конечно, принимаю, одеваюсь тепло, хотя всю зиму почти проходил в ватной тужурке. Умываюсь чаще снегом, иногда нет воды, а иногда по привычке и о болезни у меня даже нет и мысли. Надиночка пишет, что не смейся над ее советами, но смеяться приходится, но не над советами, а над вашим воображением и пониманием фронтовой жизни. Всё, что она описывает, об этом здесь давно забыто и запахи улетучились, но есть другие меры более простые, которые успешно употребляются. Надо учесть одно обстоятельство, что магазинов здесь нет, да и какой черт будет торговать в таком расстоянии от фронта, куда достает тяжелый артобстрел противника. 2 дня назад первый раз за 9 месяцев видел кино «Музыкальная история» и вчера слушал джаз каких-то «артистов», вспоминаешь всё как во сне, хотя прошло только 9 месяцев. Мысли устремлены к одной точке – победе, и все остальные мысли пассивны, часто сбиваешься со счета дням и опорного пункта нет, чтобы восстановить, какой же сегодня день, но всё это ещё больше озлобляет против разбивающих жизнь варваров, хочется встать и идти прямо смерти в лицо лишь только для того, чтобы победа была за нами. Ведь мне, молодому человеку, что сулит будущая жизнь? Всю жизнь стоять на коленях, или пожить, так как мне хочется, я согласен жизнь отдать за последнее, и если не, то миллионы других будут жить счастливо.
Сегодня вот уже 9 месяцев войны и совершился огромный переворот, а полная победа будет обязательно в этом году. Передайте привет всем-всем, знающим меня, с боевым приветом, Петр.
Приписки. Что-то от отца давно нет писем??? (Петру о его смерти не говорили) Простите за грязь, но сейчас уже 5.30 и сравнялось уже 60 часов как я ещё не смыкал глаз. Пожертвовал отдыхом в кино и концерт, но с 8.00 я свободен. Надина! Насчёт темы выбирай сама по вкусу. Мне не до этого, сейчас спроси у меня 2х2 сколько, я запнусь, а как уничтожить лучше фрица – отвечу (видимо, мама советовалась с ним, какую тему о войне ей выбрать для дипломной работы).
13.4.42
Здравствуйте дорогие мои! Сейчас имею свободное время, вот и решил написать маленькое известие о себе. Я сейчас дежурю и у меня свободного времени до 3.00, а сейчас только 00.20. Первым долгом сообщаю, что я жив и здоров, и это вас больше всего интересует из личных вопросов. За последние дни имею много свободного времени, потому что нахожусь... (судя по всему, вычеркнула цензура). Вчера была так называемая «пасха» и, между прочим, неудачный день для меня лично, потому что только сейчас я очухался от разорвавшегося пасхального гостинца. Мне просто повезло, разорвался в каких-нибудь 10-12 метрах, но меня не задел даже осколками, отделался только тем, что спланировал метров 5-6 и кирпичем зацепило за спину, но это мне не привыкать. Аналогичный случай, почти такой же, был и раньше, прямо почти точь-в-точь, только сейчас пришлось часика два отлежаться, как раз угодил в артиллеристский шквал. На я на это не обращаю внимания, война, ничего не поделаешь, всё бывает, бывает и хуже. На днях написал письмо Лили, Татьяне М. Настроение бодрое, духом не падал, да и не думаю. Лозунг: вперед - это моя психология. От Надиночки получил замечательное письмо, рад за нее. От Лили получил письмо и даже с фотокарточкой Олега. Кимотэ пишет, как только имеет время, он сильно занят, так что ему простительно если от него долго ничего нет, то знай, что он занят. Концерт войны не прекращается ни днем, ни ночью, даже когда стихает на 1-2 часа, то как-то становится жутко. Днем наблюдаю за берегом, на котором находится противник. 2 дня тому назад наблюдал отрадную картину, как наши ястребки сбили немецкий аэростат колбасу, даже люди не успели выпрыгнуть с парашютами, охотились за этим аэростатом несколько дней, наконец сожгли или как здесь говорят бойцы, поджарили колбасу. От Александра и Валентина последнее время ничего не получал, а Валентину даже не знаю куда писать, какой его новый адрес??? Надиночка напрасно беспокоится о мелочах, я это постараюсь и здесь достать, на войне все братья и сестры, так что не откажут ни в чем, последним поделятся, взаимопомощь - это первое на войне. Ожидаю письмо от мамы, она так прекрасно пишет, и главное о том, что меня больше интересует. От отца уже не получал месяца 4 писем. Надинка, насчет тем нет времени думать, постарайся, достань сама, вообрази, хотя все это трудно по... в рассказах, кино и картинках. Привет дедушке. Ваш Петр.
Добавки по бокам: Извините, что написано грязно… (далее не разборчиво, что то со светом). Новый аттестат послал на ваше ….(порвано). Вернусь «домой», т.е. в тот адрес, что на конверте, надеюсь, что-нибудь найду от вас или от Кимотэ. Сегодня разохотился, написал письма Кимотэ и Александру. Весна, уже кажется и здесь, уже хочет таять снег, вода в…
21.4.42
Здравствуйте мои дорогие мама, Надиночка, Лили и Алик! Первым долгом сообщаю, что я жив и здоров, а это, пожалуй, вас интересует больше всего. На днях узнал то, что вы скрывали от меня в течение 6-ти месяцев, т.е. о том, что умер наш дорогой папа. Это я подозревал и раньше, и давно читал между строчек от Вас, но теперь получил от Кимотэ конкретное письмо. То, что скрывали, то это напрасно, это только терзало меня и теперь, узнав о случившемся большом несчастье, я чувствую довольно спокойно, так как, что случилось, того уж не вернуть, да и к тому в такое время. Кимотэ пишет правду, во-первых я уже немного возмужал, и во-вторых, вернее самое главное, я видел и вижу и много буду еще видеть цену жизни. Вам желаю меньше расстраиваться, в особенности Надиночке, ведь ей во что бы то ни стало надо закончить академию. А о нас не беспокойтесь, мы отомстим за отца, и месть эта будет жестокой. Мамочке тоже нужно сохранить себя, ведь пусть знает, что у нее есть защитники - четыре сына-бойца и дочь, и что для них надо ещё - жить. Духом я не падаю, да мне и нельзя падать, если малейшая заминка в мысли, духе, то это может обойтись дорого тысячам. Я ещё с большей энергией возьмусь за свое «святое дело» и буду мстить врагу за весь народ, за отца, так меня учил отец и когда провожал меня в армию, то сказал: «Будь сыном Родины, радостью нашей и если надо будет, то отдай жизнь свою за дело Родины, но отдай дорого». Я ему обещал выполнять свято его советы и сейчас повторяю, «что клянусь, отец, выполнять все твои советы, хоть ты и в могиле». Родные мои, еще раз повторяю, меньше расстраивайтесь, этим будете расстраивать нас, хотя не раз уже приходилось смотреть смерти в глаза и сердце очерствело. Работаю очень много, но это все надо, времени исключительно мало, буду стараться писать по возможности чаще. От мамы получил письмо по приезду 15.4.42, также и от Кимотэ. Желаю успеха Надиночке, пусть меньше беспокоится обо мне, я был здоров и буду вечно таким. Передайте привет всем-всем, знающим меня. Ваш Петр.Приписки. Надинка пишет, что вы оставляете для меня деньги, повторяю, что они мне ни к чему, расходуйте полностью. Если мало будет, могу увеличить. Весна в разгаре. Тает снег, скоро будет травка.
17.5.42
Здравствуйте мои дорогие! Вот только два часа как прибыл с передовой и решил сообщить о себе. Сегодня застал дома несколько писем и, между прочим, открытку от нашего отца от 25.8.41 года? Где она пропадала, не знаю, но это видимо последнее его известие, полученное мной. Остальные письма были от знакомых, два от родных друга, который пропал без вести в октябрьских пертурбациях, был вместе со мной, я запросил семью в надежде, может быть они что-нибудь о нем знают. Но и они с тех пор о нем ни слова не знают. Я в данный момент жив и здоров, немного устал, находясь вечно под веселой свистопляской - там, на непосредственной передовой. Но сегодня мне дали день отдыхать, отдохну и опять за работу, а сейчас наступает страдная пора, весна в полном разгаре, дороги уже подсохли, хотя в лощинах еще лежит кое-где снег. Солнышко печет вовсю. Последний раз я Вам писал 4.5.42, где сообщал о полученных от Вас письмах, сейчас пока ничего нет, но надеюсь, скоро появятся. От Кимотэ получил письмо, но я уже о нем Вам сообщал. От Валентина последнее получил из Нахичиванской АССР, сел. Ауш. От Александра тоже есть одно письмецо из Крыма, подал рапорт о его переводе ко мне, но вряд ли что получится, уж очень далеко он от меня. Настроение замечательное, весеннее, май действует освежающе, появилась травка и т.д. На днях вручат медаль, приказ был еще 26.4.42, должны были дать 2.5.42, но меня не было дома. Сообщите, получили ли новый аттестат, я его выслал на военкомат, а то с мая месяца надо получать деньги по новому аттестату. Сколько получаете пособия или пенсию за папу, все отпишите, ведь меня это очень интересует, хватает ли денег, а то можно выслать еще.
С приветом. Целую Вас, Петр.
Приписка. Как дела у Надиночки, пусть крепится и кончает академию, это будет своего рода месть Гитлеру за отца. Передайте привет всем-всем, знающим меня.
23.5.42
Здравствуйте дорогие мои! Получил от Надиночки письмо от 2.5.42, также от Кимотэ от 13.5.42 и письмо от Тани Мосесовой, был очень рад. Кимотэ пишет коротко и ясно, видно по письму, что дела у него не плохи, хотя работы хватает. Я по-прежнему жив и здоров, чувствую себя прекрасно. Вчера сменил зимнее обмундирование на летнее, стало тепло, цветет черемуха, через дней 20-25 будет сирень. Умываться хожу к реке, сплю на соломе на открытом воздухе, прямо по-летнему. Дорогие мои! Сейчас начинаются самые решающие дни в нашей отечественной войне, т.е. если будет задержка в письмах, с моей стороны, то не беспокойтесь, это все зависит от движения и перемещения, которые сейчас начинаются, а в такое время ППС работает не совсем нормально. Почему Вы от меня не получаете более месяца письма - не пойму. Я посылаю Вам регулярно письма через 7-10 дней, максимум 12. Как я уже Вам сообщал, нитки и пуговицы получил в конвертах, теперь попрошу, если можно, то перешлите таким же способом носовые платочки, которых у меня мало, вернее, пользуюсь простыней, которую изорвал на носовые платки, а тот комплект, который был у меня и то, что присылали мне Вы, как Вам известно, мне пришлось оставить по независящим от меня причинам.
Надиночка что-то унывает, как видно по ее письму, пусть помнит, что у нее есть братья-войны и мать, которые следят за ее успехами, будучи и в трудных условиях, и гордятся, когда произносят слово «сестра-художница», защищает диплом на тему «Отечественная война». Мамочка пусть крепится и не теряет надежды, мы вернемся все после победы над коварным врагом. Александру конечно сейчас приходится туговато, но он у нас здоровяк - все выдержит. О переводе его ко мне мне пока отказали, но буду добиваться ещё. Лили пусть тоже ходит с поднятой головой и гордится мужем, замечательным мужем, и, если надо будет, то и отважным командиром. Пусть лучше следит за Олегом и к нашему возвращению он должен быть здоровеньким мальцом - Самаринцем. Приписки. Отдельно передайте привет Лидии Васильеве с детьми. С Мосесовым Александром имею регулярную переписку и иногда разговариваю по аппарату. Ваш Пётр. Сообщите, получили ли деньги по новому аттестату, который вводиться с мая месяца? Как здоровье дедушки Самарина, бабушки, а также Хозиных. Горячий привет передайте друзьям папы и поблагодарите от меня за пламенное сочувствие к нашему семейному горю.
30.5.42
Здравствуйте мои дорогие мама, Надиночка и Лили с Аликом! Шлю Вам свой пламенный фронтовой привет. От Надины и мамы получил вчера письмо от 12.5.42 и от Кимотэ от 21.5.42 (удивительно быстро дошло). Рад, что Вы, т.е. мама, Надиночка и Лили с Аликом благополучны, желаю Вам хорошей жизни и радостной свтречи с нами - фронтовиками. Получил наконец одно из первых писем, где Вы наконец-то решились написать мне правду, из которой я узнал много нового, что меня интересовало. Удивляюсь, почему Вы получили письмо мое, посланное из Ефремова, вместе с деньгами 2.11.41 года после 10-го декабря? Это, конечно, очень и очень обидно, телеграммы я дать не мог, не было с Вами связи. Отец был прав, Петр не пропадет и не отдаст жизнь так просто, потому что жизнь мне дорога и я ещё хочу ее сохранить для будущей счастливой жизни и только в критический момент могу отдать и ее, но повторяю тысячу раз - не дешево и только за Родину. Первой моей местью за отца пусть будет (зачеркнуто), то, что я посылаю Вам вместе с данным письмом, т.е. выписка из газеты о моем награждении. Большую благодарность от меня передайте лично Сумбату Гарибян, который остался верным другом отца до конца его жизни, а также передайте привет и его Ольге с детьми. Особую благодарность передайте Лидии Васильевне - она, чувствую нашу глубокую скорбь, пришла к нам, чтобы помочь и духовно, и физически. Также от всего сердца благодарю Тарасовых и Немцовых, а также и всех папиных друзей, не забывших его и на смертном одре, и пришедших отдать последний долг человеку, который считался одним из лучших отцов, лучшим мужем и другом честных и трудолюбивых людей. Да! Пусть он спит спокойно, а мы - его потомство - будем продолжать его плодотворные идеи и дела, принесшие много пользы нашей Родине. Здоровье мое прекрасное, со дня на день ждем решающих боев как на нашем фронте, так и на других фронтах. Беспокоюсь за Александра, но он парень крепкий. Кимотэ пишет, что у него все в порядке. Приписка. С мая месяца должны давать по новому аттетату, сообщите как получаете и на чьём вы теперь считаетесь иждивении, опишите подробно. Передайте привет всем-всем родным, знакомым, друзьям, соседям, знающим меня. Ваш Пётр.
8.7.42
Здравствуйте мои дорогие!
От Вас получаю регулярно письма, вот и решил написать маленькую записочку, на большую нет времени, да всё равно, если писать всё, то не хватит и 10 листов. Здоровье моё прекрасное и бодрое. Питание замечательное, купаюсь в реке и т.д. За меня не беспокойтесь. Сейчас начались горячие денечки и работы много, часто бываю впереди. Сплю на травке, прямо как на даче. Враг пытается прорваться и в последних своих предсмертных судорогах хватается за все, но это ему не удастся, наша сила огромна, это он испытал и испытает когда это потребуется и будет необходимо. От Кимотэ получил одно письмо из Москвы и одно с Карельского фронта, у него все по-прежнему. От Александра и Валентина пока ничего нет. Надина! Сообщи как у тебя дела с Академией? Что-то я смутно представляю, что думаешь делать дальше. Будь смелее, пробивай себе дорогу, Духом не падай. Целую Вас всех, всех - Петр. Привет всем, всем.
16.7.42
Здравствуйте дорогие мои! Получил письма от Лили, мамы и Надины два - очень рад. Желаю Лили поправиться и найти Валентина. Я жив и здоров, извините, что пишу мало, сами знаете, какое положение, враг рвется вперед, но и наши бойцы не подведут и победа будет за нами, хотя победа достается не легко, но она будет обязательно наша. Воюю с исключительным напряжением, но для Вас важно, что я жив и здоров. От Кимотэ нового ничего нет, также и от Александра и Валентина. Ну, всё, с приветом, Петр.
Привет всем, всем. Не скучайте, после войны соберемся и все будет Весело. Самарин.
26.7.42
Интересно на карточке: посылается без марки. Стоит штемпель - «Просмотрено военной цензурой»! Ниже (подчеркнуто): Указать обязательно - № полка, роты, взвода, дивизиона, батареи или название военного учреждения. Воспрещается указывать - № бригады, дивизии, корпуса, армии, название фронта, области, города, местечка.
Здравствуйте мои дорогие мамочка и Надиночка! Последнее письмо от Вас получил с сообщением об отъезде Лили, после этого пока ничего не получал. Да! Вам теперь вдвоем скучновато, имея такую большую семейку, да еще такую веселую, но ничего не поделаешь, того требует Родина. Враг всячески стремится отрезать Кавказ от нас, но мы должны всячески воспрепятствовать этому, так как Кавказ - это для нас играет большую роль в войне, нефть, хлеб и т.д. Теперь письма наверное будут сильно задерживаться в связи с обстановкой, так что не беспокойтесь, если не будет долго писем от меня. Я жив и здоров, полон энергии громить врага, питание замечательное, настроение бодрое. Кругом зелень, красота, но это все меркнет перед беспрерывным грохотом, гулом разрывов и смрадом, поднятым тысячами танков, людей, машин и разрывами, бои идут упорные. С приветом, Петр.
Приписка. Меня здесь уважают и любят за мой веселый характер.
13.8.42
Здравствуйте мои дорогие! Сегодня приехал «домой» и получил долгожданные два письма от Надиночки и мамы от 20.7.42. Последнее время я потерял надежду, что получу письмо от Вас в связи с обстановкой, но как видите, получил, не знаю как доходят мои письма. Я сейчас не сижу на месте больше 2-3 часов, вечно в разъездах по спец. заданиям, даже немного похудел, но это всё ерунда, здоровье замечательное и бодрое. От Кимотэ, Александра и Валентина давно ничего не получал. Письма пишу по мере возможности, так что если кому-либо мало пишу, пусть спишут за счет войны. Гады лезут к Вам на Кавказ - нашли лакомый кусочек, но надеюсь, наши их там потрепят, а потом отобьют. Ну всего наилучшего. Не скучайте, крепитесь, Настал критический момент.
Ваш - Петр.
Приписка. На днях можно будет поздравить Кимотэ и Аню с ребёнком. Странный он человек.
16.8.42
Здравствуйте мои дорогие мама и Надиночка! Сегодня получил открытку от Надины, где она пишет, что не получаете письма от меня уже около месяца, а я, между прочим, пишу с интервалом не более 10 дней, даже чаще, придерживаясь указаниям, данным еще папой. На днях получил письмо от Кимотэ, из Свердловска и от Вас открытку от мамы и письмо от Надины с довольно-таки подробным описанием своих перспектив, которые я поддерживаю. Волна боев меня немного не захватила, так что у нас довольно-таки тихо по сравнению с тем, что делается на юге. На юге нависла смертельная угроза, враг лезет все дальше, так что на Александра, Валентина и всех бойцов лежит тяжелая задача остановить и разгромить врага. Мои дела идут по-прежнему хорошо, сносное то, что здоровье отличное, питание замечательное и крепок дух командира Красной Армии. Дома бываю редко, например, сегодня только приехал и пожалуй сейчас уеду опять вперед. Время течет ужасно быстро, я и не заметил как пролетела весна и вот на исходе уже лето, зато осень прошлого года и зима длились долго. Обо мне не беспокойтесь, я с каждым днем здоровею и о болезни даже и не думаю. Вот Вы там лучше не падайте духом, будьте тверды, как нас учил отец, меньше нужно хныкать и кидаться в панику, это самое плохое дело. Надеюсь, враг будет остановлен на Вашем направлении и отброшен, а мы уж здесь постараемся. Ну вот, пока всё. Приписка. От Мосесова получил письмо, передает привет Вам. Передайте привет от меня всем-всем, знающим меня. Ваш Петр.
26.9.42
Здравствуйте мои дорогие мамочка и Надиночка!
От Вас жду известий, но уже довольно-таки долго ничего не получал, беспокоюсь за Вас, ведь у Вас там сложная обстановка. Я пишу Вам письма часто, не реже 8-10 дней - одно. Я по-прежнему жив и здоров, чувствую себя превосходно, конечно, это в отношении здоровья, а так вообще переживать приходится и за себя, и за Вас, и вообще за всех. Сейчас у нас здесь спокойно, редко постреливают, для разнообразия. Недавно начались холодные дни, но вот последние два дня наступила прямо настоящая жара, прямо удивительно. За меня не беспокойтесь, я живу пока довольно-таки хорошо, к обстановке окружающей так привык, что кажется так и вообще жить надо, но это не плохо, вот только за Вас приходится беспокоиться. От Кимотэ тоже давно ничего не получал, а также и от остальных родных и знакомых, но на днях надеюсь что-нибудь получить. Не падайте духом, будьте мужественны. Ну, кажется всё, привет всем-всем. Письма пишите только по новому адресу на обороте. Ваш - Петр.
14.10.42
Здравствуйте мои дорогие мама и Надиночка! Вчера имел большую радость получить от Вас долгожданное письмо, от какого числа, мне установить не пришлось, но по содержанию, думаю, числа от 14.7.42. Со стихами Валентина, да, действительно, Валентин оригинален, но и молодец, написал замечательные стихи. Я их тут прочел многим, и всем они понравились. Эти стихи с маленькой переделкой постараюсь поместить в газете. Очень рад Вашему благополучию и тому, что хоть семья дяди Паши вырвалась из пасти фашистов, их надо постараться устроить где-нибудь в районе, им там будет гораздо легче жить, гораздо легче можно будет достать продукты и т.д. Положение в городах я знаю, потому и советую районы. Валентину и Александру сообщите мой новый адрес, Валентину я пишу письма, но ответа пока нет. Вот Александра не знаю адреса, старый наверно недействительный. От Кимотэ нового пока ничего нет. Здоровье мое прекрасное, за меня не беспокойтесь. Куртка Надиночки и кашне Танечки сильно выручают, в особенности сейчас - стало довольно-таки прохладно. На куртку всегда ложусь, кашне под голову и шинелью накрываюсь - красота, жаль только то, что куртку нельзя надевать, она мне мала в плечах. Попрошу, если возможно, то присылайте в письмах платочки, нитки, это дело практикуется часто и ребята получают. Сообщите, где наши остальные родственники - дядя Аша с семьей и т.д. От меня горячий фронтовой привет передайте Лид. Вас. с семьей, Сумбату с Ольгой и семьей, Прасковье Тих. с Таней, Шемину с семьей, Ремизовым, дедушке, бабушкам, тете Маше с мужем, тете Дусе, всем Коноваловым, всем соседям и вообще всем-всем, знающим меня. Поддерживайте тетю Таню с семьей. Вас любящий сын, брат, внук, племянник, родственник и знакомый - Петр.
28.10.42
Здравствуйте мои дорогие мама, Надиночка, Лили и Алик!
На днях получил письмо от Надины от 27.9.42 (шло месяц), да такое больщое, прямо удивился, самое главное, подробное, за что, конечно, благодарю, теперь жду письма от Лили с описанием о путешествии к Валентину. Поздравляю Вас с наступающим Великим праздником - 25-й годовщиной Октябрьской революции. Вот уже 25 лет наш Союз стоит незыблемый и вот уже более 14-ти месяцев мы его защищаем от варваров и не бывать тому, чтобы мы находились бы под пятой рабства, лучше честно умереть, как пишет Валентин, чем отдать в руки врагу нашу Родину.
Мы уже получили кое-что из зимнего обмундирования - шапку-ушанку меховую, меховой жилет, свитер, ватные брюки, шерстяные носки, рукавицы. Благодарим трудовой фронт за заботу о нас. Праздники пройдут для меня так же, как и проходили все праздники, как раз в праздники будет много работы. За меня не беспокойтесь, я не сую нос там, где не надо, так что, Надиночка, напрасно не беспокойся, где уж нужно, там приходится и лезть, на то война. От Валентина и Сашки ничего пока нет, Кимотэ пишет - живу с Аней, в январе ждут ребенка, а кто ему Аня - жена или кто - не пишет, вообще он имеет странный характер, рвется к фронту. Насчет аттестата глупостей не пишите, я тут питаюсь в несколько раз лучше Вашего, так что мне деньги не нужны. Надина! Работа у тебя интересная и по специальности, так что советую продолжать, но и не забывать, что диплом все же надо получить, а то халтура-халтурой, а без диплома так - кустарь одиночка. То, что просидела сутки - это полезно, будете знать, что такое военная дисциплина в военное время, не будете нарушать приказов. Пишите, как Алик, мне писал Валентин, что он плохо пока говорит, ведь ему через 3 дня будет три года? Поздравляю его с днем рождения. Ну, кажется, пока всё, привет всем-всем, знающим меня, В
Еще крутые истории!
- Аму Хаджи: история иранца, который не мылся 67 лет
- "Жаль потраченных на тебя денег, тварь!": девушки поделились самыми неудачными свиданиями
- "Или она - или я!": выходки свекровей, от которых у невесток нервно дёргается глаз
- 15 ситуаций, в которых дети серьёзно начудили
- "Тащили мусор через весь зал": причины, по которым люди больше в ресторан ни ногой
Новости партнёров
реклама
